Выучиться на Бога. Алексей Тихонов

лет задиристым юнцом мечтал сравняться в мастерстве со старшими? Нынче удалось… почти. И следующие турниры не за горами.

      Дитоми тоже явил образец сдержанности – поклонился сопернику без тени радости на лице. Воля Небес открылась, лучший выявлен, к чему тут эмоции?

      Стремясь ни в чем не уступить старшему, отторо поклонился так же степенно, развернул коня и неспешно двинулся к шатру. Откуда-то вдруг навалилась безмерная усталость, стиснула горло жара, о которой чуть не забыли. Остатки сил пошли на сохранение идеально прямой спины. Кругом шумели люди. Воин не внимал репликам толпы, да та и не отважилась бы на насмешки…

      Потом еще слезать с коня, несколько шагов до трепещущего полога… Лишь там Айнар буквально рухнул на руки друзей.

      – Э, приятель! – проворчал над ухом голос урмата. – Нельзя так выжиматься. У нас войны впереди, битвы, а если ты надорвешься?

      – Опамятуется, – заявил Гои, помогая слугам освобождать бойца от доспехов. – Полежит в тени, хлебнет вина и будет как новенький. Ничего особенного, не больше нашего состязался.

      – Однако мы-то после состязаний с ног не валились. И языком ворочать худо-бедно могли. Слышишь меня, Айнар?

      – Не ори, все он слышит, – откликнулся Гои. – Сказано: опамятуется… А что силы покинули – наверняка в поражении причина.

      Оминас фыркнул:

      – Много ты понимаешь. Расстроился? Так ведь и я с носом остался, но, помнится, не падал.

      Айнар кое-как разомкнул веки и увидел над собой лицо тигона. Серьезное, сосредоточенное лицо.

      – Ты покрепче, – донеслось точно сквозь вату. – Шкура толще… Вина, вон, насосался. А потом… У тебя, кимит, как ни крути, случайность, промысел Богов, тут же – вердикт человеческий. Правильно судьи углядели, нет – кому ведомо? Тоже гнетет.

      – Вот-вот, и я думаю: как они край-то определили? Вопрос тонкий. Полпальца в сторону – и результат меняется! Может, князю пожалуемся?

      Однако обсуждали итоги турнира недолго. Так все было ясно: истрепались знатно, отметились шумно, зато призовых денег обрели ничтожное количество. Разве Оминасу на починку зловредного ремня хватит. И мысль о жалобе на судей быстро увяла – Сидзиро принял их решение, а менять точку зрения очень не любил.

      Кажется, порой Айнар проваливался в какое-то забытье, туманное и бессвязное. Жар медленно покидал распростертое на ковре тело. Когда же воин окончательно пришел в себя, друзья беседовали об ином.

      – …Сомнительно как-то, – басил Оминас. – Опять же зазорно.

      – Ты уж определись, кимит: сомнительно или зазорно? – приглушенным голосом убеждал Гои. – Сомневаешься в наших силах? Или вдруг пожалел сквалыгу?

      – Да чего его жалеть, кровососа мерзкого… Сам много раз мечтал свернуть поганцу шею.

      – Именно!

      – Что? Это ж в угаре, по злобе, тогда и не такое в башку лезет. Накричишь, гневаясь, морду кому-нибудь набок своротишь… а после остынешь. Не для того законы писаны.

      – Я