Календарь Морзе. Павел Сергеевич Иевлев

собой опухший сизо-бордовый пельмень с щелочкой заплывшего глаза.

      – Хороший свинг, – оценил я, – старший или младший?

      – Не знаю, у меня сразу очки слетели. Но сегодня вечером я, как честный человек, иду делать официальное предложение руки и сердца девице Марамоевой. Иначе она превентивно станет моей вдовой.

      – Ну, как говорится, совет да любовь! Поздравляю, – пожал плечами я. – Не вздумай назвать в мою честь первенца.

      – Антон! – трагически воскликнул Чото. Мне показалось, что он сейчас рухнет на колени, но он рухнул всего лишь на стул.

      – Антон, спаси меня!

      – С какой стати? Надо смотреть, куда пиписькой тычешь.

      – Я не хотел, я пьяный был, она сама! А потом говорит – ты у меня первый, честь мою похитил, теперь по закону гор… – Чото плакал, размазывая кровавые сопли из распухшего носа. – А я не хочууу… Она страшная, подмышки не бреет, в постели бревно-бревном, ноги кривые волосатые. И усы-ы-ы…

      – Избавь меня от интимных подробностей твоей семейной жизни! – отмахнулся я.

      – Семе-е-ейной! – взвыл Чото, залившись слезами. – Семе-е-ейной, блядь! Анто-о-он! Спаси меня! Ты можешь, я знаю!

      Я задумался. Став членом славной семьи Марамоевых, Чото определенно погибнет как радиоведущий. По закону гор, небось, радио западло. Пристроят в семейный бизнес, чтобы жену не позорил. Они, кажется, бараниной на рынке торгуют… И на кого я буду бросать эфир, когда мне надо?

      Чото безутешно рыдал, сидя на стуле.

      – Что дашь? – спросил я его деловито.

      – Что угодно! Все, что хочешь, Антон, только спаси! – правый глаз его зажегся безумной надеждой, левый все еще не был виден.

      – Для начала кофе свари, герой-любовник…

      – Сейчас! Да я… Да для тебя… – он кинулся к кофемашине так, как будто от этого зависела его жизнь.

      – Когда там у тебя сватовство-то?

      – Сегодня! Сегодня в семь вечера. Как раз все соберутся… – Чото снова всхлипнул, представив себе предстоящий позор.

      – Так, – распорядился я сурово, – умойся, прочисти нос, приведи себя в порядок и, ради бога, не гнусавь так! Студия на тебе, я вернусь к шестичасовому эфиру. И боже упаси тебя какой-нибудь косяк опять упороть! Я тебя тогда не то, что на девице, я тебя на обоих братьях Марамоевых лично поженю! Понял?

      – Да, Антон, все понял! – Чото мелко закивал, почти кланяясь. – Клянусь, всё будет отлично!

      Я многозначительно погрозил ему пальцем и вышел.

      На шестичасовом вечернем эфире у нас был научный директор Института Общефизических Проблем (ИОП), профессор, академик Маракс. Профессор оказался огненно рыж, бородат, горбонос и уныл. Лицо его обрамляли ярко-оранжевые полупейсы-полубакенбарды, отчего он напоминал грустного ирландского хасида-лепрекона. Когда я вернулся, он уже сидел в студии, листая что-то на планшете.

      В коридоре меня перехватил Чото.

      – Ну что, Антон, что?

      – Ну, как что? – пожал плечами я. – Надень костюм… Есть у тебя костюм, новобрачный?

      – Есть, –