Афоня. Павел Патлусов

песчаного плёса, у которого почти до середины реки рос «лопушник» – заросли водной растительности.

      – Здесь сварим уху, раскинем сети для просушки, а спать будем в лодке, среди» лопушника». Жердь для паруса убрать на ночь, – Охрим показал пальцем на густую поросль растительности на самой середине реки. Уху казаки сварили быстро и ещё быстрее её съели. Но когда стемнело, они растянули сеть по ивовым кустам вокруг костра на уровне человеческого роста. Только ночь полностью опустилась над рекой, и уже была утрачена видимость на расстоянии вытянутой руки, Охрим Барабаш сделал неожиданное предложение: «Соорудить из травы, ивовых ветвей и дерюги чучела, усадить их вокруг костра. Делать тихо и незаметно, – под утро у нас могут быть новости…»

      Казаки, не спеша выполнили распоряжение Охрима и, разместив чучела вблизи костра, заблаговременно подбросив в него дров, ушли в лодку и не производя особого шума и всплесков, остановились в «лопушнике», где и бросили якорь. В лодке расположились без лишней суеты, укрывшись от моросящего дождя толстыми дерюгами.

      Ночь была темна; тучи застилали весь небосклон. Изредка раздавались всплески рыбин, или же это – возможно, вышли на промысел бобры и выдры. Уставшие за день казаки, заснули крепким сном; буквально утром их разбудили яростные крики на берегу, около догоревшего костра. Там бесновались ногайские войны, рубившие в азарте рыболовную сеть, в которой они основательно запутались. Чучела от кривых ногайских сабель приняли всю исходившую от войнов злость и ненависть; их рубили исступлённо.

      Казаки в лодке не шевелились, боялись даже вздохнуть полной грудью.

      – Алагей, где казаки? – закричал старший из нападавших войнов на молодого кривоногого юношу.

      – Здесь, мурза, были: из котла ели… Потом к вам пошёл, – растерянно отвечал юноша.

      – Получай, собака! – со злостью крикнул командир ногайских войнов, вонзая в живот ногайца саблю, которая заскрежетав о кости позвоночника, вышла на шее, возле ключицы. Неуклюже взмахнув руками, молодой войн ещё пытался закрыть ими живот, но, как мешок из которого выпущен воздух, начал падать на колени. Мурза выдернул саблю из тела юноши; в раневое отверстие, пузырясь, с шумом вышёл воздух. Разгневанный предводитель отряда ногайцев, вытер саблю об одежду упавшего на землю война и громко закричал: «По коням, к следующей излучине реки, – не уйдут собаки!» Толпа вооружённых войнов, сквозь кусты ивняка, направилась к ближайшему оврагу, где находились лошади степных наездников.

      – Охрим, – тихо произнёс, не веря в чудесное спасение Василий Чёрный, – ты спас наши жизни.

      – Приём старый: на Волге часто им пользовались… – ответил так же тихо Барабаш. – Теперь с ногаями всё ясно, – надо возвращаться назад. Пусть Строганов воюет Кадыр – мурзу.

      Полежав ещё немного в лодке, казаки подняли якорь, начав спуск вниз по реке.

      Вверх по Барде

      Казаки, плывшие на лодке вверх по Барде, особо