Русской души кочевья. Борис Гучков

попросишь сдачи.

      Всё как есть, увы,

      И никак иначе.

      Горя не унять.

      Плакать не пристало.

      Поколений пять

      В доме вырастало.

      Слёзы на лице…

      Я шепчу: уроды…

      Здесь построят Центр

      Современной моды.

      Дочка, не дрожи

      На руках у мамы…

      Вон и чертежи

      На щитах рекламы.

      «Я сошёл. Я один, как перст…»

      Я сошёл. Я один, как перст.

      С расписанья автобус сбился.

      Целый год не видал я мест,

      Где, родившись, не пригодился.

      Поглядев на Оки слюду,

      Как над нею туманы тают,

      Я в Успенский овраг сойду,

      Где о том, что приеду, знают.

      Я с дороги посплю, устав,

      А с обеда – пера рабочий.

      Захочу посетить места,

      Что мне, грешному, любы очень.

      Здесь порушен Кастрова дом

      В мавританском изящном стиле,

      Здесь в дожди с великим трудом

      Пробираются автомобили,

      Здесь за двадцать безумных лет,

      Остро жалящих, словно жало,

      Потихоньку во вторчермет

      Всё снесли, что плохо лежало,

      Здесь гоняет с утра коров —

      Их всего-то пяток осталось! —

      Поликарп Лукич Иванов.

      Он по-чёрному пьёт под старость.

      Схоронивший Федосью, он, —

      Как подпорка, рухнула вера! —

      Если утром не похмелён,

      Стал опаснее бультерьера.

      Если водка не будет греть

      И наступит похмелье снова,

      То ему костылём огреть

      Не составит труда любого…

      Дом Кастрова – притон и склад…

      Храм Ильи подпирает тучи.

      Город мой, ты мят-перемят,

      Подпалён из канистр вонючих.

      Под ветвями листвяных крон

      Остов летом сгоревшей школы…

      Поплывёт колокольный звон

      От Успенья и до Николы.

      Этот звон, как набат, как гуд.

      Песне Господу вечно длиться!

      Не спалят тебя, не сомнут —

      Сколько можно вот так глумиться?!

      «Да, было такое. Я вряд ли забуду…»

      Да, было такое. Я вряд ли забуду,

      Хотя полстолетия минуло всё ж,

      Как хлынула, искры рассыпав повсюду,

      Струя золотая в подставленный ковш.

      Вагранка! Ты мать, ты хозяюшка в доме.

      Никто не посмеет сказать, что я лгун.

      Полвека уже в ковшевые ладони

      Всё льёшь ты и льёшь раскалённый чугун.

      Литьё твоё знают великие стройки,

      Ботинками топчет беспечный народ

      По люку орнамент и чёткие строки,

      Где ясно написано – кто это льёт.

      С тобой я тогда породнился навеки,

      Как мартовский ветер с простором полей.

      О корпус твой, словно о танкер на верфи,

      Шампанское мне разбивать в юбилей.

      Апрель

1

      В семидесятые, бесславные, —

      Увы, хоть горько в том признаться! —

      В