Лепота. Василий Макеев

застряла жизни карусель.

      Кем он был – иной не воспомянет,

      Лишь с улыбкой лоб перекрестит,

      Но когда пред Господом предстанет,

      Тот его понятливо простит.

      Лишь за то, что грешник сей воочью

      В чумовой житейской шелухе

      Никому не льстил и не морочил

      Душу покаяньем во грехе.

      «Сколь тоске ни поддаваться…»

      Сколь тоске ни поддаваться,

      Я смиренно пообвык —

      Стал я часто обираться,

      Как пред смертушкой старик.

      Пальцы хрусткие ломаю,

      Из пустого пью корца,

      Крошки зряшно обираю

      С побледневшего лица.

      Знать, не зря в ночи безгласной,

      Чтоб душой не осерчал,

      Мне с жердины телеграфной

      Трижды филин прокричал.

      Федору Сухову

      Я пил бы мед и вашими устами,

      И вашей грустью сердце бы лечил,

      Когда б оно застыло в ледоставе,

      Когда бы мед полынью не горчил.

      Но все равно в мурашковом затишье

      Я слышал сам, растерянно сперва,

      Как роем градин прядают по крыше

      Иль влагой с весел катятся слова.

      Вы не учили роковому делу,

      Учили вы словами не грешить.

      Поэзия должна быть чистотелом

      Для всех болячек муторной души!

      Не волен всяк трясти ее, как грушу,

      За ради славы тертой и гроша.

      За что же вы свою терзали душу,

      Что в крик кричала слабая душа?!

      Не берегли, по капле не хранили,

      Ожесточась, держали под уздцы.

      И не теплом на землю исходили,

      А сизым пеплом пламенной росы!

      Но все равно цветами, соловьями

      Живет земли нетленной красота!

      Я пил бы мед и вашими устами,

      Да запеклись медовые уста.

      «Чермная мгла ее глаз чудотворных…»

      Чермная мгла ее глаз чудотворных,

      Детские губы к рассвету темней…

      Боже мой!

      Сколько ночей непритворных!

      Сколько сварливых и приторных дней!

      Нет уж!

      Отныне я сумрачно знаю

      Памятным телом до самого дна:

      Женщина праведна только ночная,

      Днем только – серая кошка она.

      Вот по щекам распластала ресницы,

      Родинки светятся в чуткой тени.

      Все ей за белые ночи простится!

      Все ей воздастся за черные дни!

      Засветло – ведьмой,

      В ночи – мирозданьем, —

      Непредсказуемая красота…

      Ровно плечо мне щекочет дыханьем

      Теплый колодец усталого рта.

      «Морозец терпкий, как моченый терен…»

      Морозец терпкий, как моченый терен.

      Метель играет, юбки заголив.

      И все же мир пронзительно-просторен,

      И снег, как лист капустный, говорлив.

      Я не гощу в старинном отчем доме,

      Хозяйствую, старательно «божусь»!

      И треухом в гороховой соломе

      Перед заезжей кралей не стыжусь.

      Стоит