Прикосновение к любви. Джонатан Коу

меня фанатиком, да?

      – Нет, конечно. Слушай, давай только без обид. Я не хочу ссориться. Просто твое поведение стало вдруг предсказуемым. Да и вообще все теперь предсказуемо. Наши споры вдруг перестали быть спорами, а просто каждый из нас играет определенную роль. Я знаю, что я могу и что не могу тебе сказать, и что бы ты ни сказал, я вынужден спрашивать себя: «Он действительно так думает или просто ему говорят, что ему так следует думать?»

      Майлз подавленно отозвался от двери:

      – Не знал, что ты принимаешь все это близко к сердцу.

      – Дело не в тебе, Майлз. Дело в проклятых компромиссах, на которые нам приходится идти каждый день нашей жизни. Мы никогда не постигнем истину, потому что слишком заняты бесконечными уступками. И наступает такой момент, когда ты перестаешь говорить, что думаешь, а говоришь то, что другой хочет услышать. И к каждому контексту ты приспосабливаешь новую истину. С консерваторами ты не говоришь о социализме, а с социалистами не говоришь о консерватизме. Если ты хочешь поговорить о религии, то говоришь то одно, то другое, в зависимости от того, с кем дискутируешь – с буддистом, христианином или атеистом. Если ты спрашиваешь мнение ученого, то строго в научных рамках, если врача – то сугубо в медицинских, если спрашиваешь адвоката – то в юридических. Когда мы становимся социально активными, то сразу приносим честность, цельность и беспристрастность в жертву стремлению избежать конфронтации – Он вздохнул и закончил: – Это ужасно угнетает.

      – Ты говоришь, как один мой друг, – сказал Майлз.

      – Правда?

      – Да. У меня есть друг, который думает точно так же.

      – Как его зовут?

      – Карен. Разве я не упоминал при тебе это имя?

      – Что-то такое припоминаю.

      – Она постоянно жалуется, что ни с кем не может нормально поспорить. – Майлз на мгновение задумался. – Знаешь, вам обязательно надо встретиться.

      Еще через несколько минут это предложение изучалось уже всерьез. Но Ричарду не улыбалось встречаться с подругой Майлза. Он утверждал, что разговор, который он имеет в виду, только в том случае будет по-настоящему беспристрастным, по-настоящему бескомпромиссным, если собеседники держат дистанцию. Он предложил обменяться письмами.

      – Хорошо, – согласился Майлз – Позвоню ей прямо сейчас.

      Вскоре он принес весть, что Карен горячо поддержала эту идею.

      – Она попросила тебя написать первым, – сказал он, – и она хочет знать, какая страна больший агрессор – Соединенные Штаты или Советский Союз. Она попросила ответить с учетом либерализации в горбачевской России и пояснить, считаешь ли ты этот факт показателем кризиса самоопределения в коммунистических странах вообще. Так сказать, для затравки.

      В ту ночь Ричард не ложился до трех часов, он писал письмо. И чувствовал он себя необычайно свободным. Майлз ничего не рассказал ему о Карен; Ричард знал только, что она женского пола и приблизительно его возраста. Свободный от необходимости