Тридцать три ненастья. Татьяна Брыксина

ответил Василий. И добавил в шутку: – Дедушка Вася.

      Ребёнок чинно прошествовал к своим дверям и объявил:

      – Таня приехала с дедушкой Васей.

      Ездить к Васильевым любила и Мзия. Они очень привязались друг к другу, часто вспоминали Аджарию, где Николай начинал погранслужбу. Пусть Аджария и не совсем Грузия, но грузинке Мзии было дорого возвращаться мыслями в родные края. По тёплой погоде шли в недалёкую рощицу жарить шашлыки, Коля заранее предупреждал:

      – Мзию привози!

      …Купив Василию новый спортивный костюм, «Обязательно шерстяной!» – как он просил, я засобиралась в Волгоград. Обняла Нину Аверьяновну.

      – Прикройте меня ради бога, я денёк-другой прихвачу к выходным. У Васи день рождения.

      – А если Сорокин узнает?

      – Ну, придумайте что-нибудь! Скажите, что выступаю в Клязьме или Мытищах. Да он же не каждый день здесь бывает, может, пронесёт?

      – Нет, Татьяна, врать я не буду. Доносить не пойду, но и врать не буду.

      Я метнулась в Домодедово, прихватив заранее собранную сумку. Василий ждал дома, ничего не закупив к столу, не прибравшись в квартире. Стало досадно и горько, когда он сообщил, что пригласил ребят на завтра. Давай, Танюшка, засучивай рукава!

      Стол накрыла из того, что привезла, подкупив картошки, выпивки и овощей. Каково же было моё изумление, когда припожаловали гости – почти сплошь незнакомцы: художники и художницы, журналисты из Средней Ахтубы, Рубен Карапетян с Володей Мызиковым. А вечером, когда народ стал разъезжаться, пришла телеграмма: «Срочно возвращайся. Тебя отчисляют. Мзия».

      – Да это они пугают! Не отчислят! – принялся успокаивать меня пофигист Василий.

      Такого варианта я тоже не исключала, но плюнуть на ситуацию не могла. Упрекать его в чём-то не имело смысла. Он уже спал, а я перемывала посуду, собирала в кучки оставшуюся еду, стирала его заношенное бельё. Сказала себе: «Отчислят – ну и пусть! Лишь бы он был со мной!»

      Наутро поехала в Волгоград. Тянуть Василия в аэропорт посчитала неразумным. Пусть догуливает на родной территории! Мы не плакали, расставаясь. Поцеловались, махнули друг другу на прощание. Вечером я была уже в Москве. Мзия покормила меня, уложила в своей комнате, рассказала, как ярился Сорокин:

      – Он просто выходил из себя – ужас! Велел дать тебе телеграмму.

      Приказал Нине Аверьяновне готовить приказ об отчислении. Таня, Таня, какой у тебя измученный вид! Почему ты не любишь себя? Его больше любишь?

      Следующим днём был четверг – семинар. Я сразу же пошла к Сорокину.

      – Ты уже здесь? Быстро обернулась!

      Не предложив мне присесть, вперился долгим тяжёлым взглядом.

      – Я тебя не отчислю, конечно. Межиров очень просил. Но хоть немного подумай о своей судьбе, курья твоя голова! Мы тебя включили в делегацию для поездки в Казахстан на 30-летие освоения целины. Лес-невский только тебя назвал для встречи с современными литературными критиками в ЦДЛ, а ты… Может, зазвездилась?

      – Нет, Валентин