Ушли, чтобы остаться. Юрий Мишаткин

в том числе танец с блюдом на голове», – пришел к грустному выводу Карим-заде и обратился к Алле:

      – Поработайте двое. Во время сидения на проволоке сильнее раскачивайся, будто на качелях. А Борис пусть подольше держит тебя на плечах – хронометраж должен сохраниться. Слушайте оркестр. Не спешите: знаете, когда надо спешить? Верно – при ловле блох…

      Алла закивала, а Борис заскучал – разговор начал утомлять, для Бориса было легче трижды за день выходить в манеж, нежели слушать всякие советы, пусть даже из уст руководителя.

      Алла не переставала удивляться спокойствию, безразличию партнера чуть ли не ко всему:

      «Нет у Борьки нервов, с него все как с гуся вода! Вот была бы потеха, если поженились: он – молчун, а я болтушка – еще та пара, хорошо, что не спорола глупость, когда засмотрелась на его бицепсы, рост, белозубую улыбку».

      Карим-заде лежал не шевелясь, смотрел на молодых партнеров и продолжал нравоучение:

      – Работайте, как работали со мной, забудьте, что я отсутствую. Станете сыпать трюки… – Илиас Мамедович не договорил, – перебила Алла:

      – Не беспокойтесь, не будем сыпать! Все пройдет о’кей. Стыдно за нас не будет.

      – Станете сыпаться, – руководитель номера строго нахмурил сросшиеся на переносице брови, – тотчас повторить трюк.

      – Знаем, – Алла надула губы. Борис продолжал с ничего не выражающим взглядом смотреть куда-то в пространство, когда же Илиас Мамедович отвернулся от учеников, первым вышел в коридор.

      Травму – не первую в жизни – Карим-заде получил на очередной репетиции, когда повторял сальто-мортале. Скомандовал «ап!», перевернулся через голову и не коснулся каната – ноги онемели. Свалился на ковер, не сразу почувствовав сильную, резкую боль.

      «Хорошо, что работаем в нескольких метрах от манежа, иначе не собрал бы костей…»

      С помощью подоспевших партнеров поднялся, самостоятельно дошагал до гардеробной и упал на диван, до крови закусив губу. Выругался, не опасаясь, что его услышат – ругательство было на азербайджанском языке. Когда врач прописал постельный режим и предупредил, что если посмеет встать, то отправит в больницу, первыми опечалились Алла с Борисом. Девушка решила, что на время излечения руководителя их номер выбросят из программы – прощай выработка и переработка выступлений и, значит, повышение зарплаты, изволь получать гроши за вынужденный простой. Борис опечалился, что без любимой работы заскучает, захочет взбодриться водкой, что чревато серьезными последствиями – выговором, даже изгнанием из циркового мира.

      Приговор врача Карим-заде встретил спокойно, принимал лекарства, проводил процедуры, что касается номера, то потребовал от директора оставить его, обещал, что партнеры не подведут, отработают без руководителя.

      Оставшись в одиночестве, остановился взглядом на отживших свой век, давно требующих замены столике и кресле.

      «Все дряхло, как и я, но продолжают служить людям, не желают уходить в утиль…»

      Прекрасно знал, что рано или поздно явится неизбежная старость,