Сак. Усман Алимбеков

пишут самим себе. Возможно, я писал не ей, а себе.

      – А, понятно. Как это на тебя похоже! Вот сколько у тебя рассказов, стихов?

      – Немного.

      – Достаточно, чтобы издать книгу. Но они у тебя при себе. Никому и никуда их не отдаёшь. Как письмо, держишь при себе. Зачем?

      – Мои сочинения сырые.

      – Не тебе судить. Спорить не будем. Лучше ответь на один вопрос: зачем ты пишешь, сочиняешь?

      – Я не ведаю этого.

      – Зато я ведаю. Сочинения надо публиковать, чтобы их читали другие, как и письма надо отправлять по назначению, а не держать при себе. Прислушайся к моему совету. Не сомневайся. Написал – отдай в редакцию, написал – отправляй адресату. Сколько раз я тебе предлагал отнести свои стихи, прозу в редакцию, в издательство?

      – Было, предлагал.

      – А ты отвечал: «А пусть побудут пока при мне».

      – Повторяю, они сырые, незавершённые.

      – Ты же сам утверждал, что совершенства творения рук человеческих не бывает.

      – Странно ты воспринимаешь мои слова. Очень странно.

      – То есть?

      – Я говорил об идеальном творении, о бесконечном стремлении к нему.

      – Ну, тебе видней.

      Двое знакомых разошлись, договорившись о встрече в клубе на выходные. Асманкель расхотел совершать променад по набережной, его потянуло в библиотеку. Но так как организм на прогулку уже настроился, он решил сделать крюк, прежде чем навестить храм знаний. Тем более что наш писатель, привыкший складывать свои сочинения в стол, имел одну блажь – подолгу прогуливаться и углублённо о чём-нибудь размышлять. В блажь он впадал редко, как-никак работал и в порту механиком, и журналистом в одном издании, занимался режиссурой в клубе молодых литераторов. Клуб этот создали трое – Эрик Панс, Дмитрий Дрозд и Асманкель Аскеров. Наш герой там ставил спектакли, участвовал в обсуждении чьих-либо работ. В свободное от трудов праведных время писал, в общем, много ещё чем занимался. Кстати сказать, наш блаженный при всей увлечённости творчеством оставался замечательным инженером и не изменял своей институтской специальности.

      На этот раз, пустившись в долгую прогулку по улицам города, он дивился странности восприятия коллегой по перу его рассказов, в частности суфийской притчи «Поэт фауны», небольшой по объёму. И любитель побродить по улочкам Риги решил осветить в памяти миниатюру. Он на ходу начал вспоминать:

      Степь. Бескрайняя. А может, тундра, которая тоже без края. Сумерки. Ещё виден лёгкий перелив келерий и ковыля или ягеля. Небосклон затаил дыхание своё, глядя на него, всё смолкло в округе. Наступила тишина. Коли сумерки, то значит, вот-вот замерцают на небе первые звёзды. Очень скоро на свой дозор ночной выйдет луна. А если это всё-таки зарождающийся день, то значит, на небе вскоре ярко засияет солнце, освещая огромное пространство своими лучами. В общем-то, это не важно: утро сейчас или вечер.

      Он – творение природы – стуча копытцами, появляется в этой самой бескрайней степи или тундре.