Сак. Усман Алимбеков

Я уговорил уважаемых людей тебя не трогать. Я дал им слово, что ты исчезнешь из наших мест. Сегодня.

      – А куда?

      – Запишешься добровольцем и отправишься на войну. К сожалению, выбора у тебя нет. Если не наши, то приезжие комиссары тебя всё равно убьют. А война – это рулетка. Можешь выжить, а можешь и погибнуть. Если погибнешь, то имя твоё напишут на обелиске, и все будут знать, чей сын тут похоронен и чей род он представлял. Если выживешь, то тебя уже никто не сможет ни упрекнуть твоим родовым наследством, ни уничтожить открыто, так как ты будешь тогда фронтовиком, ветераном войны, человеком, кровью и жизнью доказавшим, что ты не враг, а патриот, так как защищал родину от агрессоров. И это почётное звание ветерана войны спишет всё, что было в прошлом. Потом, фронтовик не просто почётное звание, оно пропуск в новую жизнь. Звание ветерана войны дорого стоит. За него стоит побороться и с самой войной, несущей, как и всякая стихия, в мир много неестественных смертей.

      В этот же день шестнадцатилетний доброволец покинул родные места, где таинственным образом исчезли Аскер и Гюльсин, как и их золотые монеты. Наследство бия спустя много лет достанется, как и положено, его потомкам-суфиям. Но это уже совсем другая история.

      Парня привезли в Московскую область, где в ускоренном темпе выявляли способности бойцов и распределяли их по воинским частям. Барбека через две недели оперативной подготовки перевели в группу специального назначения. А попал он туда после того, как отличился перед генералом, скажем так, особых войск. Тот как обычно высматривал среди призывников способных выполнять диверсионные задачи. Группу киргизов при появлении в части командира спецотрядов гонял по плацу один старшина. Нацмены не владели русским языком, поэтому не могли понимать команды старшины. А того то ли забавляло это, то ли, наоборот, выводило из себя, но он, командуя, не гнушался ни ного-, ни рукоприкладством. Ибо среднеазиаты всё время поворачивались не туда, куда он указывал. Вдобавок старшина в чурок (так он их всех обзывал) тыкал указкой. А те всё равно продолжали путать левую сторону с правой. И в какой-то момент старшина не выдержал, как ему казалось, тупости одного солдата и метнул в того этой самой указкой. И попал бы тому в глаз. Но тут сработала реакция Барбека, маршировавшего рядом с несчастным, вернее, счастливчиком, – глаз-то он ему спас. Сын Аскера почти невидимым движением перехватил летящую указку у самого лица перепуганного солдатика и ловко забросил себе в сапог. У старшины отпала челюсть. А недалеко стоявший генерал, естественно, приметил реакцию солдата. Моим отцом заинтересовались. Он недолго притворялся, что не понимает русского языка. В спецотрядах служили толковые ребята. Они его раскусили и припёрли к стенке. Деваться было некуда, и отец сознался, что в совершенстве владеет языком великим и могучим. Далее началась проверка.

      Через сутки генерал знал про киргизского парня всё или почти всё. Отличное владение приёмами восточного единоборства и знание немецкого языка определили его судьбу. Про то, что он сынок какого-то там бия или бая, генерал посоветовал всем забыть.