Никто не уйдет живым. Адам Нэвилл

и положив руки на столик, чтобы не упасть, она глубоко вдохнула, выдохнула, а затем снова вдохнула. Посмотрела на пустой черный камин. На давно не использовавшийся железный очаг, помещенный между двумя дорическими колоннами из твердой древесины, покрашенной в сливочный цвет. Невозможно, совершенно невозможно, но голос шел оттуда.

      В коридоре распахнулась, ударившись о ка-кую-то мебель, дверь ее соседки.

      Стефани дернулась и зажала рот руками. Ее лицо сморщилось, но она была слишком перепугана, чтобы плакать. Звуки и движения, и энергия, которая не могла, не должна была существовать, казалось, сливались вокруг нее, образуя критическую массу.

      Тяжелые шаги пересекли коридор и замерли возле ее двери. Круглая дверная ручка быстро повернулась: один, два, три раза. Пластик ручки, болтаясь, стучал о дерево.

      – Кто там? – спросила она у двери голосом, в котором едва узнала свой.

      Ответа не было. Но тот, кто поворачивал ручку, тот, кто пытался войти в ее комнату, должно быть, все еще стоял там, снаружи, прислушиваясь. Она не слышала удаляющихся шагов.

      День второй

      Тринадцать

      – Ну што, хорошо поработала? С каким вкусом сегодня булки раздавала? Не знаю, как ты такую работенку терпишь. Унизительно же, правда?

      Увидев, что она вернулась, Драч победно заулыбался. Он вынырнул из комнаты в конце коридора на третьем этаже, быстро закрыв за собой дверь. Свет в коридоре погас.

      Стефани вернулась только чтобы собрать все, что могла унести, и сделать самый трудный телефонный звонок в своей жизни – Райану, – прежде чем отправиться к железнодорожной станции на Нью-стрит и купить на последние деньги билет до Ковентри, покончив с катастрофой, которой обернулась ее новая жизнь в Бирмингеме.

      Райан пока что не брал трубку и не отвечал на сообщения, но если бы он позволил ей вернуться в его комнату, и если бы она уехала сегодня в Ковентри, с залогом и предварительной оплатой можно было попрощаться, с чем она в этот день готова была неохотно смириться, словно с удалением зуба, которое навечно изуродовало бы ее улыбку. В таком случае Райану пришлось бы в выходные вернуться с ней сюда, чтобы забрать оставшиеся сумки, а еще – одолжить ей денег.

      А иначе она вынуждена будет вечером уйти из дома и бродить по центру Бирмингема всю ночь, пока не откроется «Буллринг».

      Она не провела и шести месяцев вдали от мачехи после того, как сбежала из дома, который был домом ее семьи с тех пор, как ей было одиннадцать, и который теперь принадлежал Вэл, но уже успела дойти до крайности: пустой кошелек, одолженная постель, жалость бывшего.

      – Бляха. Включи его там обратно, ага?

      Стефани быстро щелкнула выключателем, ее подстегнула мысль о том, что она оказалась в неосвещенном коридоре наедине с Драчом. Открыла дверь в свою комнату и шагнула внутрь.

      – Подожди, подожди. Мне с тобой надо переговорить.

      – Мне нечего вам сказать.

      – Да и ладно. Только хочу тебе кое-што показать.

      Стефани бросила сумку на кровать и развернулась, чтобы закрыть дверь, ровно в тот момент, как Драч