Дай мне руку, Тьма. Деннис Лихэйн

Роксбэри, я нашел эту, коричневую «Краун-Виктория-86». Случилось это на полицейском аукционе, о котором мне сообщил знакомый полицейский по имени Дэвин. Мотор был в прекрасном состоянии: если такую машину сбросить с тридцатого этажа, она распалась бы на запчасти, а мотор продолжал бы работать. Я потратил кучу денег на ее начинку под капотом, поставил лучшие шины, однако внутреннее убранство оставил прежним: потолок и сиденья пожелтели от дыма дешевых сигарет, задние сиденья порваны и испускают запах резины, радио сломано. Задние дверцы здорово вогнуты внутрь, как будто их сдавили щипцами, а краска на кузове содрана, образовав круг с рваными краями, из-под которых проглядывала старая покраска.

      Зрелище было ужасным, зато я был абсолютно уверен: ни один уважающий себя автомобильный воришка не захочет найти свою смерть в таком драндулете.

      У светофора возле Харбор-Тауэрз я остановился. Мотор, жрущий несколько галлонов бензина в минуту, счастливо урчал. Перед нами переходили дорогу две хорошенькие барышни. Внешне они походили на офисных служащих: узкие обтягивающие темные юбки с блузками, темные чулки, белые теннисные туфли. В их походке ощущалась едва заметная неуверенность, как будто тротуар под их ногами пружинил. Отрывистый смех рыжеволосой девушки звучал чересчур громко.

      Я встретился глазами с ее спутницей-брюнеткой и улыбнулся ей приветливой спокойной улыбкой, которая может появиться только в момент, когда одна человеческая душа встречает другую в такую нежную, тихую ночь в таком вечно суматошном городе.

      Она улыбнулась в ответ, но тут на ее подругу напала икота, обе расхохотались, обо мне было забыто.

      Я тронулся с места, выехав на центральную полосу, дорога нырнула под темно-зеленый надземный переход, и я подумал, что все-таки я странный типчик, если улыбка подвыпившей женщины могла так легко поднять мне настроение.

      Но странным был не я, а мир, населенный Кевинами Херлихи и Толстыми Фредди, а также женщинами вроде той, о которой я прочитал в утренней газете. Она оставила троих детей в кишащей крысами квартире, а сама отправилась в загул с очередным кавалером. Через четыре дня, когда представители детского опекунского комитета вошли в квартиру, им пришлось практически отрывать одного из малышей от матраца с криками и воплями, так как уже появились пролежни. В подобном мире – в ночь, когда меня переполняет нарастающее чувство страха по поводу клиентки, которой угрожают неизвестные силы по неизвестным причинам, чьи мотивы, по всей видимости, далеки от невинности, – кажется, что женская улыбка не способна произвести какое-либо впечатление. Но это не так. Произвела.

      Но если та улыбка подняла мне настроение, она не шла ни в какое сравнение с улыбкой Грейс, когда я подъехал к своему дому и увидел ее, сидящую на ступеньках парадного входа. На ней был зеленый полотняный жакет размеров на пять больше ее собственного, под ним майка с короткими рукавами и больничные штаны небесной голубизны. Обычно аккуратно уложенная короткая каштановая челка была взлохмачена, видимо, за последние тридцать часов дежурства ее слишком часто теребили. Лицо выглядело осунувшимся из-за глубокого недосыпа, который компенсировался бесчисленными чашками кофе.

      И