Самопревосхождение. Ника Смирнов

где путь поэта серебром блестит,

      Хочу продлить свою молитву Богу,

      Услышать, как звезда с звездою говорит.

      И ты услышь меня, небесное творенье, Настало время камни собирать.

      Открой свой тайный мир, хотя бы на мгновенье, Чтоб я смогла его здесь воссоздать.

      Наверное, в Искусстве Сотворенья

      Есть сокровенный замысел Творца.

      Его, быть может, Муза вдохновенья

      Познать способна, и тогда гонца

      Послать – тебе иль мне, или кому иному,

      Идущему навстречу ей святому,

      Философу, бродяге, да любому

      С необщим выражением Лица,

      Как сыну блудному, нашедшему Отца.

      А.-М.

      Я спокойно произнёс, пристально глядя на Асю:

      – Я так не смогу.

      – И не надо. Пиши прозу. Отступать тебе некуда.

      Я промолчал и подумал: «Похоже, она права насчёт отступления». И мы заговорили о будущей книге, как о чём-то решённом именно для нас и ни для кого больше. Потом я спросил:

      – И всё-таки, почему Сонечка сама не написала о самопревосхождении?

      – Не знаю. Я говорила ей об этом и уговаривала тысячу раз: «Ну, Сонечка, ну хоть несколько страниц! Хочешь, я тебя запру, как Лао-Цзы на границе, и не выпущу, пока не напишешь свои  нетленные строчки»… – И что?

      – Как видишь. Без результата. Её уже нет, и книги тоже. О причинах могу только догадываться. Она-то сама их называла, и каждый раз разные, вовсе не связанные друг с другом!

       Например?

      – Пожалуйста. Она не считала слово своей стихией.

      Ася увидела, что я готов возражать.

      – Подожди! Я тоже не согласна, но у неё своя логика или антилогика – на выбор. Можешь себе представить, она мне говорила, например: «Я не уверена, что надо хранить какие-то слова. Они возникают и растворяются. Так и должно быть в природе». Или ещё краше: она была убеждена, что автором подобного текста обязательно должен быть мужчина, «мастер». Постой, я сейчас закончу. Конечно, она лукавила и знала об этом прекрасно, хотя бы потому, что мой Учитель, а её Большой Друг (друг с большой буквы), тоже ничего, кроме точно доказанных, как 2 х 2 = 4, научных фактов, не печатает, да и не говорит, если честно, разве что таким исключениям, как она сама. А они оба знают, вернее, «прозревают», ох, как много! И ведь есть другие, такие же, как они.

      – Послушай, разве их надо учить правдолюбию и великодушию, убеждать, что скрывать открытия, согласитесь, господа, не совсем…

      – По-моему, здесь что-то другое, – задумчиво сказала Ася. – Эти «шестидесятники» и «диссиденты», отчаянные, в общем-то, ребята, и они добыли-таки для нас свободу слова, печати и пр. А что получилось? Они же не слепые… Может быть, они считают, что ещё рано открывать… нам новое знание.

      – Но ведь предсказать результат всё равно никто не мог, а не драться за идеалы, в которые они так поверили, они тоже не могли. Знали ведь, на что шли: «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю…» Зачем же так казнить себя?

      – А они не себя, а нас