Телефонист. Роман Канушкин

улыбнулась она. – Но никого, кроме меня.

      – А в гараже? Мы ведь там не были.

      – Детектив с фотоаппаратом прячется в гараже? – искренне рассмеялась она.

      Он посмотрел на следы: слишком очевидно… Признал:

      – Да, чушь какая-то… Но кто же их оставил?

      – У нас вчера был полный дом гостей.

      – И кто-то полез через забор, а вышел со всеми через дверь?

      – Ну…

      – Ольга, гости пришли все вместе и ушли все вместе. Мы ходили провожать. Это ещё не всё: такое ощущение, что это следы от моих ботинок.

      – В смысле?

      – Или точно таких же.

      – Может, это не за мной приходили, а за тобой? За твоей драгоценной рукописью?

      – Можно сколько угодно надо мной смеяться и обзывать параноиком…

      – Иди ко мне, я тебя успокою.

      – Ну, Ольга, разве это не странно? – настаивал он.

      – Это Лука, гадёныш. Он только с виду ангел. Вечно чего-нибудь такое выкидывает.

      – Лука? Этот мальчик, сын твоих…

      – Он, засранец!

      – И у него лапа размером с мою?

      – Нет, конечно, иначе было бы не так интересно. Вообще, они хорошие дети. Это такое хулиганство. Значит, ты ему понравился.

      – Лука?

      – Тебе показать, как он это сделал? Могу, у нас с ним одинаковый размер обуви.

      – Нацепил мои ботинки и…

      – Пошёл спиной вперёд, – она кивнула. – И вернулся по своим следам. Старая шутка.

      Он стоял во дворе то ли растерянный, то ли сконфуженный, прекрасно понимая, как нелепо он выглядит. Парень-то разыграл его, как лоха, а его подозрительность помешала не выглядеть в этой ситуации дураком. Нет, может, он и вправду жалкий параноик? Он посмотрел на неё чуть ли не виновато, но Ольга только улыбнулась в ответ:

      – Ну, а теперь иди ко мне, я тебя спасу, сегодня моя очередь.

      В этот день он работал, как никогда прежде. Пятнадцать страниц нового текста, из которых отбракуется, может, одна, максимум две. Книга буквально лилась из него, словно этот дом в горах послужил щелчком, катализатором. Он снова был Писатель, он мог написать всё что угодно, создать любые Миры, любые Вселенные; Телефонисту просто повезло, а ведь с тем же успехом он мог сделать новых «Танцующих на крышах» или новую «Войну и мир»; любым языком: простым или экспериментальным, вязкой заумью или триллер-лэнгвичем, от которого не оторваться, сложным, сквозь который стоит продираться, или лёгким, чистым и прозрачным, который можно пить. Он был всемогущим в этом доме посреди снега; он почти любил Телефониста и был абсолютно счастлив со своей женщиной здесь, прекрасно понимая, что это эйфория, и как любая эйфория, рано или поздно это должно кончиться. Но эта идея была где-то вдали, на периферии, почти в тени; она присутствовала в настоящем моменте лишь константой напоминания, но никак не определяла его.

      Закончив работу, он удовлетворённо потянулся и отправился варить себе кофе. И опять вспомнил про следы. Но снег уже растаял, забрав с собой все воспоминания о его тревогах.

      Я стал ближе к тому, кого мы ждём.