Семь фунтов брамсельного ветра. Владислав Крапивин

спешить? Мы брели по переулкам, где ярко, почти как в мае, вновь цвели одуванчики. Было солнечно, однако совсем не жарко, хорошо так. Говорили о недавнем телесериале про пришельцев (чепуха сплошная, одно и тоже, надоело), о том, что скоро в школу, а неохота; о моих глобусятах, о новом появлении НЛО над деревней Кулябкой, о сбежавшем из цирка трехметровом удаве (жаль, что поймали, не добрался до родины) и ни о чем серьезном.

      На пустыре, заваленном кирпичными грудами от разломанных домов было безлюдно, летали бабочки. Мы подошли к вековому полузасохшему тополю. В метре от него среди лопухов можно было разглядеть плоский полуметровый холмик, укрытый дерном. Мы сорвали несколько диких ромашек, положили на холмик. Постояли с полминуты. Лоська потянул меня за рукав:

      – Пойдем, покажу…

      В двух шагах стояла среди высокой сурепки оставшаяся от давних времен лавочка – доска на двух столбиках.

      – Вот… – На краю доски были выжжены кривые буковки: У м к а.

      Лоська сел, погладил надпись мизинцем. Я села рядышком… Конечно, это была прежде всего Лоськина печаль. А моя – уже через него. Ведь я-то даже не видела Умку живым. Но все равно… Мы посидели, помолчали. Потом, чтобы ослабить Лоськину грусть, я спросила:

      – В последней игре у тебя сколько было противников?

      – Много…

      – Ну и как? У всех выиграл.

      Лоська вздохнул:

      – Не… Одна ничья.

      Я ладонью прошлась по его волосам-сосулькам. Он сразу заулыбался. Осторожненько придвинулся плечом. Но почти тут же встряхнулся, вспомнил:

      – Домой пора. Мама придет на обед, скажет: где картошка?

      Стеклянные океаны

      1

      Дома было пусто и солнечно. Сверкал хрустальный глобусенок. Сверкали латунные замочкина футлярах подаренных авторучек. Я вспомнила, что так и не посмотрела: какую ручку преподнес мне дядя Костя. Бессовестная…

      …Дядя Костя – наш добрый знакомый. Когда он был в старших классах, занимался математикой с моим дедом, маминым отцом, и часто приходил к нему домой, в квартирку при институтском общежитии. Там и познакомился с девчонкой-дошкольницей Валей. Между ними завязалась вроде бы шутливая, но долгая дружба. Когда дед умер (маме было тогда всего восемь лет), Костя навещал “подружку-дюймовочку”, а потом писал ей письма из училища и с разных мест службы. Долгие годы он служил в окраинных областях. А вскоре после того, как погиб папа, дядя Костя перевелся в наш город. Стал заходить в гости и незаметно так опекать нас. Мама даже призналась, что однажды он сделал ей предложение.

      – И ты отказалась? – укоризненно спросил Илья. – Старый, да?

      Мама объяснила, что дело не в десяти годах разницы и что “Костя, чудесный человек”, но она не может забыть Сережу, нашего папу. Дядя Костя больше предложений не делал, но дружить с нами не перестал. По-прежнему заходил “на огонек”, занимался с Ильей немецким языком, а меня учил всяким полезным вещам и порой рассказывал интересные случаи из своей жизни.

      Был дядя Костя высокий, сутуловатый, с залысинами, похожий (так мне почему-то казалось)