Вторая попытка. Владимир Хачатуров

упав грудью на парту, закрылась руками.

      – Ничего себе – урок физики, – прокомментировал происходящее Артур Янц. – Две женских истерики, две явные мужские обиды, не считая десятка тайных, и весь день на манеже провокатор-затейник: шуточки, прибауточки вперемешку со стихами и беспорядочным центоном…

      – А это уже камешек в мой огород, – задумчиво отозвалась Эмма Вардановна. – Очень жаль, что для тебя, Артур, не прозвучало за весь урок ничего нового…

      – Нового прозвучало, Эмма Вардановна, – признался Янц, – форма подачи меня не устроила…

      Провокатор же затейник тем временем приблизился к парте с горюющей Ларисой, опустился на колени и негромко, почти вполголоса, заговорил с ней:

      Только б ты согласилась. Только б ты приказала.

      Ты моя королева! Ну об чем разговор?!

      Комнатенка три на три станет тронною залой,

      Пред тобою склонится заоконный твой двор.

      И соседние страны отощают от стрессов,

      И расстроятся браки барышам вопреки,

      И не будет отбою от знатных балбесов,

      Возжелавших твоей королевской руки.

      Хрен им! Всех этих принцев я повешу по стенам

      И гульну в фаворитах – до смешного велик…

      Но монархия все же дрянная система, —

      Ни в одном королевстве нельзя без интриг.

      Так и есть! Вон уж сплетню на ощупь пустили…

      Ах ты зависть людская! Ах, дворянская блажь!

      Комнатенка три на три покруче Бастилии,

      А за окнами дворник – бесчувственный страж.

      – Если и эти не твоими окажутся, я… я не знаю, что я с тобой сделаю, Брамфатуров! – сообщила Лариса, хлюпая носиком и моргая мокрыми глазками.

      – Вообще-то, все лучшее в мировой поэзии, Ларисонька, принадлежит Единому Духу. Все худшее – дьяволу. А поскольку эти стихи не то и не это, значит, они принадлежат мне…

      – Не кокетничай, Брамфатуров. Очень даже неплохие стихи. Правда, Эмма Вардановна?

      – Правда, – согласилась учительница. – Я их тоже слышу впервые. И насколько понимаю, они никому, кроме него, не могут принадлежать. Разве что его брату… Но он еще мал для таких… Впрочем, для пущей уверенности тебе следует поинтересоваться мнением Артура Янца.

      – Учитель говорил: Бывает, появляются ростки, но не цветут; Бывает, цветут, но не дают плодов, – невозмутимо, как и подобает китайцу, ответствовал Янц на этот не слишком педагогичный выпад.

      – Бывает, что дают плоды, но лучше бы не давали, – подхватил все еще коленопреклоненный затейник, и, наморщив лоб, присовокупил: – Конфуций, «Лунь Юй»…

      – Я так и подозревал, что ты все цитаты либо перевираешь, либо дополняешь на собственный лад, – сказал Янц.

      В дверь постучали, постучав, открыли, открыв, вошли. Примиренная парочка. Пока еще не сладкая, но обещающая стать таковой, если ничего непредвиденного не случится.

      – Можно, Эмма Вардановна?

      – Мо… – открыла было рот училка, но была прервана неучтивым возгласом Гранта.

      – Ну вот, что я тебе, Карина, говорил! Полюбуйся: он уже на коленях