Белая обитель. Валерий Рыжков

пишу для близких людей, а не на продажу. Я хочу, чтобы эти картины оставались со мной при моей жизни, а что будет потом, то будет без меня. Хотя меня просят продать все это за валюту.

      – Нас скоро продадут и купят и снова продадут с потрохами. Тогда на что вы живете?

      – На пенсию, беру дежурства ночные в больнице или хосписе для онкологических больных.

      – Ухаживаете за раковыми больными! А искусство?

      – Это моя вторая жизнь.

      – Это только у нас возможно быть добровольным каторжником в искусстве.

      – Мне помогает муж, он журналист-кинооператор.

      – Он у нее постоянно в командировках, – заметила мать.

      – Он документалист и ему приходится разъезжать по стране. Он мне и муж, и друг.

      – Она второй раз в браке, – произнесла старуха.

      – Мама говорит правду.

      Журналист посмотрел на стену и приметил еще одну картину. Это был тихий сад с белыми цветами и множеством бабочек. В центре парил, раскрыв крылья, Аполлон.

      Парусники-кавалеры, дневные бабочки, славятся своей красотой, отличающейся большим разнообразием красок. Аполлон достигает в размахе крыльев до девяти сантиметров, передние крылья белые, по краям прозрачные, как стекло, с черными пятнами. Задние крылья белые с двумя красными с белой серединой глазами, окаймленными черным. При нападении Аполлон падает на землю, распахивая крылья с красными пятнами. При этом он скребет ножками по нижней стороне крыльев, воспроизводя угрожающий шипящий звук.

      Художница перехватила его взгляд.

      – Мама, правда, наш гость – красивый молодой человек, – обратилась она к старухе.

      – Да, доченька.

      – В него, наверно, влюблены все женщины. Он похож на Аполлона.

      – Не болтай лишнего, – строго произнесла старушка.

      – Я ему придумала псевдоним, которым он подпишется под моим очерком, Лист де Жур.

      – Только не по-французски, – болезненно поморщилась старушка.

      – Хорошо, что-нибудь придумаю вологодское.

      Журналиста несколько смутила манера разговора.

      – Мне как-то неловко, что я подействовал на вас как…

      – Как сердцеед, – с вызовом произнесла она. – У моей мамы страх за меня, что меня хотят изнасиловать сексуальные маньяки. Только не обращайте на нее никого внимания, и она успокоится, вы возбудили ее воображение.

      – У меня вопрос: какие у вас творческие планы.

      – Вы уже перенеслись в будущее время, вы торопитесь, а я вас задерживаю. Простите меня. И планов у меня нет никаких. Одни хлопоты. Ходить по магазинам, покупать что подешевле. Хлопоты – это мои планы.

      – Нынче время такое, раньше не знали, в какую сторону покатиться, теперь не знаем, куда катимся. Эх, яблочко! – ударил в ладони журналист.

      – Мама знает. Она каждый день и вечер смотрит телеящик и все знает про поле чудес. Я от всего этого далека. Я так устаю.

      – Я хотел бы вернуться к моему вопросу. Ваш стиль в искусстве, теперь там всякие Митьки.

      – В последнее десятилетие всех потрясал авангардизм, потом постава�