Встретимся завтра. Владимир Мавродиев

стало объемнее. И одновременно от прозрачности перелесков и приозёрных дубрав заметно приблизились, стали видны, как на ладони, все самые дальние домишки – поселковые, хуторские, дачные… Неблизкая, обычно почти задёрнутая пыльной или знойной пеленой, водонапорная башня бывшего совхоза «Заря» сейчас зримо высилась впереди, за бывшими помидорными плантациями, как наконец-то найденный на лесной поляне боровик. А рядом с ней он даже разглядел крест на шатровом куполке только что построенной в совхозном посёлке, вернее переделанной из какого-то склада, церкви.

      Начинавшееся буквально у тропы и ещё недавно затоплявшее весь окрестный простор земное полынное полотно в цвете своём к декабрю угасло наполовину, повылиняло, пооблезло на буграх и на скатах балочек, потемнело в яминах. Потому округа пятнисто глядела в такое же серо-рваное неглубокое небо. Или небо на округу. Или это было – всё одно… И – тишина. Лишь изредко нарушаемая дальним собачьим лаем или свинячьим визгом. А с верхушек вётл или тополей – радостно очнувшимся ближним хрипом-граем ворон, в момент узревших его ещё издали…

      Первый обильный снег, выпавший ещё в конце октября, давно стаял, мороз тоже быстро разжал свои окостеневшие было кулаки… А потом задождило, но дня два назад, по словам Мироныча, небо тут улеглось, тучи уворочались. Да он и сам это знал, поглядывая с балкона своей квартиры на высоком этаже в заметно расступившийся, побледневший заречный туман. И в пойме заволжской, и в городе установилась недолгая пора ни осени, ни зимы: короткие хмарные дни, надолго задумавшиеся дома, голые, с запутанными серыми ветками деревья, да подгнивающая сырь опавших листьев…

      Дачу Акимыча ещё недавно мог бы и слепой летом быстро найти – по звукам. Вечно тут стоял разномастный гвалт: рычала, переходя на визг, пила-циркулярка, заезжал-уезжал мотоцикл, что-то колотили, жестяно отбивали, сгружали песок, кирпич или доски. А с августа начинала орать, будто испуская последний дух, «реактивная» акимычева соковыжималка самодельная: мужики подряжались на паях гнать яблочный сок, одновременно являвшийся, понятно, и извечным сырьём для «слёз Мичурина». Но шум на время стихал даже днём, и тем более ночью, а вот собачья брехня не умолкала тут почти круглосуточно.

      Сам Акимыч, военный пенсионер, слёг лет шесть назад, обезножел. Жене бы сразу и продать участок, но она, понятно, надеялась, что муж подымется, прождала года два, между тем дача без хозяина быстро померкла, заросла… Дети-внуки их жили в другом городе, и Акимыч решил тогда дело по-военному быстро и решительно. Вызвал к себе домой председателя, и они заключили договор: Акимыч сдаёт обществу в аренду бесплатную участок и, главное, большой, обложенный кирпичом вагон с электроотоплением – для сторожей, под склад и прочих дел. А общество снимает дачу со всех видов оплаты, проживающие и работающие поддерживают порядок, траву косят, грядки в зиму перекапывают, жена может приезжать и всем пользоваться, для неё остаётся их маленький домик. Ну и урожай, коль случится, можно