Смешные люди. Александр Лепещенко

речь Достоевского на Пушкинском празднике… Она же характеризовала его романы и «Дневник»… Конечно, я ещё должен буду это развить…»

      – Алёша, ставь-ка точку, будем завтракать, – заглянула ко мне в кабинет жена.

      – Да, моя поцелуйщица, ставлю…

      В доме пахло булочками и молоком. Я почувствовал, как сильно проголодался. В гостиной – светлой, как моя жена, – опустился в кресло-качалку. Дышали, блестели занавески на открытом окне. Ветер трогал мою кожу влажными устами. Впрочем, для полного удовольствия не хватало свежего номера «Известий». Сегодня газеты не было, а вот у Марины вопросы были.

      – Гостей принимал? – спросила она, улыбаясь и поправляя зелёный шёлковый халатик.

      – Ага, речистого Сажина с пиар-проектом.

      – Поссорились?

      – Я бы сказал, побратались, – не допив молоко, я поставил стакан на стол.

      – Что с тобой, милый? Ты расстроен?

      – Ухожу из газеты… Я решился…

      – И правильно… Посмотри, как ты поседел… на старика похож.

      – Неужели ты только теперь заметила? Я давно поседел.

      – Нет, конечно… я и раньше замечала… Но ты же не слушаешь…

      – Да, не слушаю, прости… Знаешь, пересматривал как-то «Сталкера»… И вот запомнилось… Запомнилось, что один герой говорил: «В средние века было интересно: в каждом доме жил домовой, в каждой церкви – Бог. Люди были молоды, а теперь каждый четвёртый – старик».

      – Не грусти, не грусти, мой старик… Всё только ещё начинается…

      Оброненные женой в трудные минуты жизни слова попадались мне потом в книгах, которых сама она никогда не читала.

      Вот и сегодня, открыв наугад книгу, нашёл:

      «В один из последних дней 1880 года Достоевский заехал к своему старинному приятелю Алексею Николаевичу Плещееву: завёз долг двадцатилетней давности. «Вот ещё 150 р., – пишет он в адресованной поэту записке, – всё-таки за мной остаётся хвостик. Но отдам как-нибудь в ближайшем будущем, когда разбогатею. А теперь ещё пока только леплюсь. Всё только ещё начинается».

      – Ведь и верно, всё только ещё начинается…

      К чёрному костюму я подобрал красный галстук вызывающе яркого оттенка. Это был своего рода символ. В общем, приготовился к очень не простому разговору с Цеповязом.

      «Ну, а теперь к джэхангиру… Помоги мне, мой русский Бог!»

      Глава пятая

      В памяти Гулевича уже лет двадцать жили зелёная бездна и белая яхта в абрикосовой мгле.

      Когда мы стали друзьями и общение более не ограничивалось работой, Игорь Алексеевич рассказал мне о человеке, на яхте которого он прошёл шесть морей и один океан. Это был Иосиф из Урфы.

      В 1915 году младотурецкие головорезы заживо сожгли сотни армян в урфинской церкви Святой Богородицы. Отец Иосифа Овсеп Иосифян, спасаясь, эмигрировал с семьёй в Аргентину. Полвека назад, задолго до своей смерти, он увидел в одном армянском журнале изображение креста на церкви Святой Богородицы