Смешные люди. Александр Лепещенко

наверняка довёл бы его к своим, но об этом я уже не узнаю, потому что меня разбудила жена.

      – Алёша, ты всё воюешь?

      – С чего ты взяла? – произнёс я свистящим шёпотом.

      – Твоё лицо стало неестественно бледным, я испугалась… Я всегда боюсь, когда ты так крепко спишь…

      В окно осторожно царапался рассвет.

      Марина хотела взять халат, но я притянул её к себе.

      – Подожди!

      – Зачем?

      – Ты такая красивая в этом свете.

      – Правда?

      Я улыбнулся глазами и сказал:

      – Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа…

      – Пастернак?

      – Нет, Маяковский.

      – Ах, теперь Маяковский… – Марина поймала мои губы и жадно поцеловала.

      …Некоторое время я ещё чуял аромат жены, видел её золотые предплечья. Потом пошёл в ванную.

      Пока побрился, жена с сыном уже совершили нападение на свой завтрак и поджидали меня, обмениваясь планами. Фантазировали долго и наконец решили начать первый день Марининого отпуска с планетария.

      «День промыт, как стекло…»

      Улицы опожарены таким солнцем, которое бывает только бабьим летом.

      Возле библиотеки имени Горького – студенты.

      Две светло-жёлтые девицы и чернявый юнец в солнцезащитных очках отделились от своего роя, перелетели через дорогу и очутились в кафе, где мы наслаждались мороженым.

      Загудели.

      Настроение студентов передалось посетителям, вокруг сделалось шумно, и мы оставили уже не уютное кафе.

      Не успели и глазом моргнуть, как Артемий заманил нас в магазин игрушек. Пришлось сдаться на милость победителя, который со знанием дела выбрал самый большой водяной пистолет, а ещё мыльные пузыри, пластилин и свисток. Совершив ритуал расставания с деньгами, мы отправились туда, куда сын всякий раз входил с каким-то благоговением, – в Волгоградский планетарий.

      Из-под сумрачных сводов планетария опускалась негромкая музыка.

      Это была фа-минорная хоральная прелюдия И.-С. Баха. Я не спутал бы её ни с какой другой, ведь именно она звучала в «Солярисе» Тарковского.

      Впрочем, Бах звучал во многих фильмах Андрея Арсеньевича. Я люблю и «Зеркало», и «Ностальгию», и особенно его «Солярис». Может, поэтому сейчас и вспомнилась-вспыхнула фраза из «Соляриса»… Я повторил её вслух, но Марина не расслышала.

      – Человеку нужен человек, – повторил я громче.

      – Так ты меня любишь? – спросила она.

      – Люблю.

      – Ты не говорил мне об этом…

      – Не было повода.

      – Значит, не было? – Марина ущипнула меня, и Артемий, улыбаясь, проделал то же самое.

      Мне было хорошо здесь и сейчас, я обнял жену и сказал:

      А в небе, лучик серёжкой вдев в ушко,

      звезда, как вы, хорошая, –

      не звезда, а девушка…

      А там, где кончается звёздочки точка,

      месяц улыбается и заверчен,

      как будто на небе строчка

      из Аверченко…

      Сын указывал на планеты и давал им