Цвет жизни. Василий Семенович Матушкин

По твоим фонарям вижу! – зашипел Кошка и так стукнул кулаком по столу, что звякнула посуда.

      Припертый к стенке перекрестными вопросами, Тарас наконец сознался, что у него есть еще полтора рубля, которые он оставил для продуктов больной матери и должен сейчас же купить их и отнести домой.

      – Не помрет! – грубо оборвал Кошка и, вскочив с табуретки, решительно скомандовал: – Вынимай! Не отдашь?.. Тогда мы из тебя мокрое сделаем.

      Тарас знал, что сопротивляться этому атаману нет смысла, и выбросил на стол серебро.

      Соловей сдвинул свою фуражку на затылок. При виде серебра его глазенки загорелись.

      – Ты не ерепенься, – уже подобревшим тоном повел речь Кошка, когда Соловей с деньгами ушел за спиртом к знакомой торговке. – У меня мысль есть насчет твоей матери. Ты говоришь, что в том чемодане хорошие вещи?

      – Да.

      – И номер пустой?

      – Как моя требуха полчаса назад.

      – Тогда чего же мы сидим здесь, будто слепые у церкви?

      И Кошка стал шепотом развивать план, как можно завладеть богатым чемоданом.

      В «обжорке» было шумно. Солдат без ноги и руки, оперевшись на костыль, пел. Голос у него был настолько сильный, что временами заглушал гармошку своего слепого товарища в синих очках. Солдат пел с чувством, многие слушали его внимательно. И Тарас тоже.

      За «великую» Россию

      И за «белого» царя

      На горах Карпатских в зиму

      Резвы ноги потерял.

      Как добрался до деревни,

      Никому-то не узнать,

      А в дому не милу жинку —

      Богатея увидал.

      Облилося сердце кровью,

      И я в городе бренчу,

      Ночью холод, а днем голод

      За «великую» терплю.

      Люди-братья, не казнитесь

      Разнесчастною судьбой.

      Беречь резвы научитесь

      От войны этой лихой.

      Закончив одну песню, солдат затягивал другую. Все они были грустные, будто вырывались с кровью из самого сердца. За певцом, в темном углу, парень шептал что-то на ухо толстой пьяной женщине. Она кивала головой и зевала. Кто-то пьяно спорил. Свет керосиновой лампы с трудом пробивался сквозь затхлый прокуренный воздух и слабо освещал серые стены. Тарасу невольно вспомнились распрекрасно-патриотические военные картины, украшающие ярко освещенный гастромический магазин…

      Наконец вернулся Соловей со спиртом. Спирт разбавили водой и выпили. Соловей покорно одобрил предложение Кошки. Решили бросать жребий, кому идти в гостиницу.

      Кошка оторвал от папиросной бумаги тонкую ленточку. На одном конце он написал крестик и, зорко следя за Тарасом, разорвал ленточку на три части. Быстрым движением спрятал между пальцами бумажку с крестиком, а две другие, чистые, бросил в картуз Соловья. Тарас, недавно принятый в шайку, не заметил шельмовства атамана. Первым вынул пустую бумажку Соловей. Вторым полез Кошка. Он долго возился в картузе, взял пустую бумажку и оставил там с отметкой.

      – Эх, досталась