Мания. 3. Масть, или Каторжный гимн. Евгений Кулькин

все же я увидел…

      И в это самое время тот, кого только что подобрали, с заднего сиденья, где было расположился, прошел вперед, к водительской отгородке, и что-то там сказал шоферу.

      И поворотился ко всем остальным. И тут Куимов увидел его немые руки, упертые в автомат.

      Взойкнула какая-то старуха, сидящая у самого выхода. Взвизгнула девка и прильнула к разом задрожавшему ее ухажеру в плаще и шляпе. Вдавился в сиденье военный, чтобы не было видно его погон. Вернее, он их лихорадочно отрывал.

      Куимов почему-то не испугался. Он смотрел на анемичное лицо парня, где главенствовали, кажется, щеки, хотя и были несколько втянуты вовнутрь чего-то, что составляло конструкцию его морды.

      На его плечах был обмусоленный пиджак, словно он в нем выше колен брел по какой-то мерзкой непролази.

      А в это время салон заполнился разноголосым скулежом. Кто-то кого-то урезонивал, кто-то просил потерпеть, кто-то предлагал забрать у него последнее. Во всех дрожала выкинутая на раскаленную сковородку обстоятельств жизнь.

      И вдруг Куимов увидел горло террориста. По нему туда-сюда ходил кадык, чем-то напоминающий яичный желток.

      И Геннадий уставился на него.

      Воздух редел между ними. А вскоре и вовсе образовалась безвоздушность. И Геннадий понял, что сейчас он воспарит над самим собой и вцепится руками, нет, лучше, хоть и неудобно это сделать, зубами в его глотку и выгрызет этот кадык, желтком плавающий по его горлу.

      Они проехали через какой-то поселок. Гудок небольшой фабричонки, видимо, объявил, что работа окончена, но никто не появлялся на проходной. Шел буран.

      В нехорошем предчувствии вис потолок. Вис только затем, чтобы вдруг обрушиться на всех разом, чтобы общая судьба стала бы всем братской могилой. А пока – в отдельности каждая – эта судьба трепетала, словно свечка, зажженная на ветру.

      И тут вроде бы опамятовался шофер и хриплым, сдавленным голосом сказал в микрофон:

      – Захвативший автобус… – он запнулся и потом довольно бодро продолжил: – товарищ требует довести его до аэропорта. Там он всех нас погрузит в самолет и…

      Связь прекратилась. Это террорист выхватил у водителя микрофон:

      – Вы, падлы! – возвестил он пляшущим голосом. – Если хоть что-то из вас… – он поперхнулся и закашлялся. И в это самое время очередь вырвалась из дула автомата и прошила подголовник сиденья, на котором никого не было.

      И Куимов увидел, что террорист не знает, куда девать руки с прыгучими пальцами.

      – Мы будем вести себя смирно, – неожиданно громко сказал сосед Куимова.

      За то время, что Геннадий скитался по морям и около них, через его судьбу много прошло моряков, которые запомнились. Например, тот же Толя Родан. Умеющий жеребячиться к делу и не к делу. И вот это жеребячество ему запросто прощали, а вот молчаливую задумчивость, позу роденовского «Мыслителя», явно простить не могли, потому каждый норовил залепить ему по уху.

      И Куимов понял, что сейчас, чтобы совершить что-либо аховое, ему не нужно искать губами, какой наиболее проводимый тепло металл. Он должен