Слабосильный брат мой, неразумный брат мой. Аркадий Пасман

выровнялся, несколько раз переступил подламывающимися ногами и рухнул лицом в красную синтетическую траву, тяжело уронив рядом с собой хищно блеснувшее металлическое яйцо.

      глава вторая

      Длинный плац, вымощенный шестиугольными чугунными плитками, слегка выпуклыми и отполированными тысячами кованых башмаков. Кажется, что это огромная черепаха втянула под панцирь лапы и голову и затаилась, испуганно ожидая чего-то.

      На спине у чугунной черепахи двумя длинными шеренгами выстроилась вся Школа, все роты с первой по восьмую.

      Вечерняя поверка.

      Душно. Раскаленный за день чугун припекает сквозь подошвы, жаркий воздух волнами обдает разгоряченное лицо. Стоячий воротничок мундира застегнут строго по уставу, на все четыре пуговицы и два крючка, и впивается в истерзанную шею, как паук в трепещущую от ужаса птицу.

      Вечерняя поверка.

      Напряженные ноги дрожат, горячая струйка противно щекочет между лопаток, хочется пить, ужасно хочется почесаться, но нельзя пошевелиться, а от этого чесаться хочется еще нестерпимее. В глазах темнеет, их щиплет от капающего пота, и нельзя стереть пот со лба, нельзя закрыть измученные глаза.

      Вечерняя поверка.

      Перед застывшими, затаившими дыхание шеренгами неторопливо прохаживается капрал-наставник Байстренч по кличке «Вяленый Лошак», с силой вколачивая в звонкий плац подошвы высоких шнурованных ботинок. Его длинная худая физиономия с выпуклыми оловянными глазами спокойна и равнодушна. Он доходит до право-флангового, не спеша разворачивается и направляется обратно. Вся Школа, затаив дыхание, не моргая следит за ним.

      Дойдя до середины шеренги, капрал-наставник останавливается и, широко расставив ноги, поворачивается к строю.

      – Надежда Нации! – в знойной тишине внезапно раздается его высокий визгливый голос. – Вы, будущие защитники Свободы, опора прогресса и справедливости. На вас с материнской улыбкой глядит Родина и лично господин Президент!

      – Но достойны ли вы этой великой чести? – после небольшой паузы продолжает он. – Нет и еще раз нет! Вы, скопище болванов,– разгильдяев, тупиц и онанистов! И кто-то из вас еще надеется со временем пролезть в священные ряды Гвардии, вы, лопоухие хлюпики с сопливыми рожами! Единственное, на что вы способны, – так это, в лучшем случае, кормить мух и пиявок в джунглях Коричневых болот, и я, со своей стороны, обещаю, что сделаю все, чтобы вы прямиком отправились туда после выпуска! Кадеты Сто восьмой Национальной Школы! «Белые Волки»! Белые крысы – вот вы кто! Вонючки паршивые!

      – Ну, – грозно рявкнул капрал, подбоченившись и свирепо оглядывая замершие ряды, – так кому пришло в его вшивую башку подбросить господину генерал-инспектору свой паршивый рапорт? Кормят их, видите ли, плохо, только о жратве и думаете, стервецы; по морде им иной раз перепадает, скажите какие нежные! Сучьи козявки! Последний раз предупреждаю, сознавайтесь! Кто написал эту поганую бумажонку – выходи!

      – Ах,