Чита – Харбин. Вальдемар Крюгер

приглашения мальчишкам не потребовалось. Не прошло и четверти часа, как сжарившееся мясо было чистенько обглодано и блестевший от вытопившегося тарбаганьего жира шомпол был водружен на место.

      Нох-нох тоже не терял времени даром. Бурядай и не заметил, как тот, руководствуясь принципом собачьей солидарности оттащил в сторону второго тарбагана, верно решив, что хозяину и его малолетним друзьям хватит и одного. Бурядай лишь только покачал головой. Как завел себе Дульсинею из соседнего бурятского улуса, став главой собачьего семейства, словно подменили. Одним словом – отец.

      – Ну иди, иди уже, ждет ведь, – обратился к псу усмехающийся в усы Бурядай. Нох-нох вильнул благодарно хвостом, и взяв в зубы тарбагана, отбыл восвояси.

      Ох и пройдоха же этот Нох-нох, носящий столь странную собачью кличку. Как крикнет, подзывая его Бурядай, «Noch, noch![44]» можно подумать, что загулявший пруссак или баварец заказывает кельнеру очередную кружку такого вкусного немецкого пива.

      На самом деле ларчик открывался совсем иначе. В бурятских улусах Прибайкалья вплоть до начала ХХ века животным не давали кличек, исключение составляли лошади, занимающие особое место в жизни кочевников. Буряты называли их по масти и возрасту, например: Донон-Хэер – четырехлетний гнедой скакун.

      Владельцы животных пользовались различными подзывными словами. Так например, кошек подзывали – пш-пш, коров – о-о-о, а собак – нох-нох (от бурят, нохой «собака»). Так что «noch – нох», никакой это ни озорной гуляка на берегах благословенного Рейна, а самый что ни на есть трезвый барбоска, имевший счастье родится там, где дует ветер Баргузин с не менее благословленного Байкала.

      Всякое правило, как это водится, имеет свои исключения. Были они и при наделении кличками. Так, например некоторые охотничьи собаки звались Хэрмэшэ (от бурят, хэрмэ – «белка» + суфф. – шэ.)

      Решил и Бурядай оделить своего любимца отличающей от его собратьев кличкой. И хотя Нох-нох ловил одних лишь тарбаганов, назвал он его Булгнаншэ (от бурят. булган – соболь). Но Нох-нох похоже раскусил уловку своего доброго хозяина, и упорно игнорировал «ясачный псевдоним», пока Бурядай не сдался и стал его звать привычной слуху кличкой «Нох-нох». Так что прав был Аристотель, заметив «Привычка- вторая натура», действует она для нас и наших четвероногих друзей.

      Между тем костер прогорел и положенные в него камни раскалились добела. Заморившие червячка дети ожили, выполняя очередное поручение деда Бурядая, ценившего житейскую мудрость «безделье – родитель (вытворяемых) глупостей».

      Всю свою сознательную жизнь трудился Бурядай не покладая рук, не надеясь на помощь извне, не завидуя чужому благоденствию и мнимому счастью, не представляя себе, как можно жить, насыщаясь плодами, выращенными чужими руками. Претило ему такое, и этому учил он Степу и Прохора. Не было ему абсолютно никакой разницы, что один из них являлся внуком его лучшего друга, ставшего волей судьбы его хозяином, а другой являлся сыном извечного поденщика,

44

Noch, noch! (нем) – еще, еще!