Замок Шамбла. Констан Геру

которую прервала графиня:

      – Куда он едет?

      – В Мулен, к родным.

      – Стало быть, он оставляет Шамбла нам? – обрадовалась графиня.

      – Напротив.

      – Что ты хочешь этим сказать?

      – Пока он здесь, у вас все еще есть надежда покончить с ним тем или иным образом… через судей… или как-то иначе; между тем, если он уедет, Шамбла вам никогда не достанется, потому что он отдает его в аренду землевладельцу из Лардероля.

      – Как! Он осмелился подумать…

      – Это уже сделано.

      – Негодяй!.. – прошипела графиня.

      Она, как и Мари Будон, поняла, что этот отъезд и аренда Шамбла гасили последний лучик надежды на то, что она опять сможет вступить во владение этим поместьем.

      – Кто тебе это сказал? – спросила графиня после долгого молчания.

      – Арзак.

      – Он еще здесь?

      – Да, на кухне. Я уже накормила его ужином.

      – Пусть он придет поговорить со мной.

      Мари Будон вышла.

      – Что делать? – прошептала графиня, когда осталась одна. – Если он уедет, все пропало. Надо его удержать, но как? Написать ему? Нет, писать не нужно. Поговорить с ним? Показать желание к примирению?.. Он нам не доверяет, почует неладное и, может быть, ускорит свой отъезд. О! Что делать? Что делать?

      – Вот Арзак, – сказала Мари Будон, войдя в комнату в сопровождении того, о ком докладывала.

      III

      Арзак был молодым человеком лет двадцати трех, подвижное лицо которого, тонкие сжатые губы и бегающие черные глазки свидетельствовали о лукавстве, дерзости и жадности. Его черные густые жесткие волосы ниспадали прямо на лоб и отчасти скрывали его хитрый и угрюмый взгляд. На нем были камзол без пояса и круглая шляпа, которую обычно носили крестьяне, жившие в горах. Вертя в руках свою шляпу, он поклонился графине де Шамбла со смешанным выражением неловкости и цинизма на лице и ждал, пока она заговорит с ним.

      – Здравствуй, мой добрый Арзак, – по-дружески обратилась к нему графиня. – У тебя благородное сердце, а преданность – выше всяких похвал.

      – О! Ваше сиятельство, не стоит об этом говорить, – ответил пастух с видом смирения и замешательства, прекрасно разыгранного, потому что он не чувствовал ни малейшего смущения. – Притом что же я сделал до сих пор? Не бог весть что. От Лардероля, где я теперь пастухом, до Шамбла совсем недалеко, а мне все равно, в какую сторону водить своих баранов. Я вижусь со старыми товарищами, разговариваю с ними, узнаю новости и прочие безделицы, невинно повторяю их вам, вот и все.

      – Итак, – резко оборвала его графиня, – господин Марселанж уезжает из Шамбла?

      – Да, это так.

      – Кто тебе это сказал?

      – Мой хозяин, Берже.

      – Мэр Лардероля?

      – Именно он. Это очень добрый человек, который за вас готов дать себя изрубить на куски.

      – А он как это узнал?

      – Сначала он услышал это от того, кто берет Шамбла в аренду, а потом и от самого господина Марселанжа.

      – Значит,