Besame mucho, клуша!. Анна Яковлева

раздавшейся талии Казимира.

      Усеянные веснушками и утыканные рыжими короткими волосками руки Казика жадно шарили по частично оголенному телу Маньки и мяли упругую грудь.

      Эротические полоски на чулках практикантки, как и безупречной формы грудь – грудь натурщицы, выглядывающую из одежд, словно жемчужины из раковины, – все эти милые подробности Лера скорее угадала, чем разглядела. Как и рыжие волоски и веснушки Казимира – все-таки четырнадцать лет вместе.

      Ковалева приросла к полу, перестала соображать, слушала шум в ушах и тупо смотрела на яркое белое пятно рубашки, которую утром гладила мужу, и не желала верить очевидному. К голове медленно приливала кровь.

      Мерзость, мерзость, мерзость…

      Так вот чем объяснялся интерес Казимира к новому летнему гардеробу, галстукам с геометрическим рисунком и туалетной воде для брутальных мужчин (что вызвало у Леры сдержанный смешок – брутальность Казимир явно путал со склочностью).

      Наконец, вот чем объясняются многозначительные взгляды сотрудников за спиной, на полуслове оборванный шепот… Как она могла не замечать?

      Сквозь помехи в сознании Лера услышала взволнованное сопрано:

      – Казимир, здесь кто-то есть. – И все. И никаких поползновений провалиться под пол со стыда или хотя бы спрятаться, сбежать, оттолкнуть, устыдиться.

      Лера Ковалева могла поклясться: в тот момент она физически ощутила, как шевелятся, седеют, меняют структуру волосы на ее бедной голове, а нежная кожа на лице и теле, как трещинами стекло, покрывается густой сетью морщин.

      Однако худшее ожидало Леру впереди – пока она, онемев, таращилась на прелюбодеев, в приемную набился народ.

      – Казимир Людвигович! – завопила Манана, разгоряченная хванчкарой. – Где же вы? Есть тост!

      Манана протащила свои рубенсовские формы между стоящей в параличе Лерой и наличником, ввалилась в кабинет главного редактора и застыла с открытым ртом.

      – Ой, простите, – проблеяла Гевелия, как если бы опоздала на летучку.

      Медленно, точно нехотя, Лера оторвалась от пола и рванула к себе в кабинет с одной только мыслью: ключи, ключи…

      Ключи от машины и дома – вот что спасет сразу от всего: от любопытных взглядов и округленных ртов. От вскинутых бровей и… И от того, что случилось. Случилось, случилось, не прячь голову под крыло, не обманывай себя, клуша, тряпка, рохля, размазня.

      Оказавшись в салоне новенького «фольксвагена» с двухнедельным пробегом, Валерия рванула со стоянки, будто за ней гнались. От крутого виража, который заложила при выезде на шоссе, в салоне запахло жженой резиной. В ту же секунду – ни позже, ни раньше – смысл того, что произошло, предстал перед Валерией со всей беспощадностью: измена. Так вот, оказывается, как это бывает! Столкновение с изменой подобно столкновению с груженым бортовым ЗИЛом…

      Откуда взялось это сравнение с бортовым, да еще груженым ЗИЛом, Лера не могла бы объяснить, но сравнение оказалось актуальным: подгоняемая детским желанием спрятаться ото всех,