Besame mucho, клуша!. Анна Яковлева

внимательная к начальству, Манана налила Валерочке Константиновне-Лерочке-Лере контрабандную хванчкару, и после нескольких глотков сухого «первая леди» редакции тихим, но приятным голоском затянула Митяева:

      – Под животом моста мы пили с ней вино…

      – Могли бы лет до ста, – подхватила чистым вибрирующим меццо-сопрано Манька Чижевская, студентка на практике, – мы целоваться, но краток речной маршрут, кончилась хванчкара, поздно и дома ждут, пора!

      Ковалева с опаской покосилась на практикантку: вызывающая молодость, низкий лоб, сочный рот, ноги, ноги и еще раз ноги. Самка тарантула в состоянии покоя. Даже не особенно наблюдательная Валерия замечала, как мужчины, включая тех, кто давно выбыл по возрасту из большого секса, в присутствии практикантки распускали остатки побывавших в боях общипанных хвостов.

      Казимир с двумя замами, тетки-корректорши и Шурочка ввалились в кабинет, когда коллектив был уже изрядно подшофе, а закуски почти не осталось.

      На правах босса Дворянинович потребовал привилегий, согнал с насиженных мест Завьялова с Олифером и угнездился в «малиннике» – между Шурочкой и Чижевской. Лера оказалась зажатой между Мананой и фотографом Мишей Абрамовым в противоположном углу.

      В атмосфере завибрировали соблазн и ожидание запретной любви. Взгляды сплетались и расплетались.

      – Вздрогнем, коллеги? – Гриша Резгун – начальник отдела информации – потянулся чашкой с отбитым ушком в сторону руководства. Вместо растянутого внесезонного свитера по случаю юбилея на нем был костюмчик «прощай молодость»: брюки-дудочки, узкий в плечах пиджак и галстук селедкой, только пожелтевшая от табачного дыма седая шевелюра не подверглась насилию.

      – Нужно тост сказать, – возмутилась во всю ширину грузинской души Манана.

      Казимир прокашлялся.

      – Ребята, я поднимаю этот бокал за вас, за то, что вы – настоящие журналюги, журики, акулы пера, – мягко стелил Казимир, – способные «двое суток шагать, двое суток не спать ради нескольких…», сами знаете – ради гринов! Все сейчас стоит денег. За ваши золотые перья, которые без особого труда конвертируются в валюту.

      Коллектив сомкнул чашки.

      Творческая зависть, ревность, сплетни, стычки за место на полосе – все суровые будни газетчиков были забыты. После первого тоста, как после причастия, с просветленной душой заклятые друзья кинулись целоваться, признаваться в любви и превозносить друг друга за творческий поиск, талант, стилевую индивидуальность и неповторимость.

      В какой-то момент Лере стало тошно от лживых поцелуев – дай-то бог, чтобы от этой воцарившейся атмосферы всеобщего обожания к утру остались хотя бы слабые всполохи веротерпимости.

      Ища поддержку своим мыслям, Ковалева поискала глазами Казимира и похолодела, увидев поглупевшую от похоти физиономию мужа. Вожделение адресовано было не ей – законной супруге, а практикантке Чижевской.

      Воздух вокруг Леры уплотнился, дышать стало