Лиса в курятнике. Карина Демина

из кармана жилета крупные часы. – Сами посудите, этакое мероприятие – благостное… и с немалым профитом. Для многих особ сие будет единственным шансом не только оказаться при дворе, где может, как понимаете, произойти всякое, но поговаривают, что его императорское высочество вошел в тот несчастливый возраст, который именуют брачным.

      Лизавета сглотнула.

      Вот во дворец ей хотелось меньше всего.

      – А подходящей невесты во всей Европе не сыскалось. Вот и решил обратить высочайший взор на красавиц земли родной.

      Соломон Вихстахович замолчал. Правда, ненадолго.

      – Но это, дорогая моя, слухи, и только слухи. Правда, вам ли не знать, сколь живучи они бывают. Так что, чую, будет интересно.

      – Меня не допустят.

      Лизавета давно уж не отличалась прежней наивностью.

      – Отчего ж? Вам двадцати пяти нет. Титул имеется, дар тоже. Девичество свое…

      Лизавета густо покраснела.

      – …вы, смею надеяться, не утратили.

      – Но вы же понимаете…

      – Я понимаю, что власти желают показать себя с наилучшей стороны, а то в последнее время как-то чересчур уж много расплодилось нехороших слухов. И за конкурсом, который проводится под патронажем ее императорского величества, будут наблюдать весьма пристально. А потому отказать вам в первом туре не посмеют. Что до остального, то всецело уповаю на ваш ум.

      Льстить Соломон Вихстахович умел и любил, здраво полагая, что куда большего от человека можно добиться словами лести, нежели угрозами.

      – И способности, которые вы явили в прочих делах. Главное, Лизавета, в политику не суньтесь, грязь там преизряднейшая. А вот скандалы, как понимаете, публику нашу заинтересуют.

      А скандалы будут.

      Если уж выставка несчастных георгинов не обошлась без оных, что говорить об этаком конкурсе? Лизавета сглотнула. Отказаться? Соломон Вихстахович не выдаст. Отправит куда-нибудь, в творческую командировку например, но не выдаст… Пересидеть, а там и вовсе заняться делом иным.

      Каким?

      Лизавета не знала.

      Пока.

      Она подвинула листочек поближе.

      – Нужен будет приличный гардероб.

      – Этим займется модный дом Ламановой, – отмахнулся Соломон Вихстахович. – Особое распоряжение. Все ж там, – он ткнул пальцем в потолок, – понимают, что возможности у людей разные, и не желают превращать конкурс в демонстрацию чьего-то семейного состояния.

      – И что от меня потребуется?

      – Ничего особенного, деточка. Смотреть, примечать. Писать. Тем, полагаю, будет преизрядно. Я дам вам почтовую шкатулку. И подумайте вот еще над чем, Лисонька. Газетчиком быть, оно, конечно, преинтереснейшее занятие, но все ж…

      – Не женское?

      – Небезопасное. Вам ли рассказывать, что порой с нашими утворяют. А вы все ж девица, вам ли в этой грязи ковыряться? А там… поосмотритесь, глядишь, и найдете себе новое занятие.

      – Или жениха, – мрачно произнесла Лизавета.

      – Или жениха, тоже неплохо. Там ведь соберутся многие, да… Раз уж цесаревич желание изъявил