Лиса в курятнике. Карина Демина

– людей занятых от дел отвлекать прошениями своими. И оценивающе… и… нет уж, она не отступится.

      – Где ожидают? – Лизавета стиснула ридикюль, борясь с желанием немедля бежать.

      Что-то нашептывало: отступись.

      И вправду, куда тебе в цесаревичевы невесты? На конкурс? Тебе уж двадцать пять скоро… самое время снять полосатое платьице, отдать сестрам, авось у них жизнь сложится, а твой удел – наряды бумазейные, скучного строгого кроя.

      Вышивка.

      И…

      Лизавета моргнула: она ненавидела вышивать. Тетушку вот занятие это успокаивало, а у самой Лизаветы спустя десять минут страданий над пяльцами появлялось неизъяснимое желание ткнуть кому-нибудь иголкой в глаз.

      Титул махонький.

      Собой невзрачная… красавица…

      «Хватит», – сказала себе Лизавета, найдя силы взглянуть девице в глаза.

      Снулые.

      Серые.

      Спокойные, как воды Невры-реки. И этакая характерная безмятежность, сколь помнила Лизавета, свойственна была лишь одному типу людей.

      – Что ж. – Девушка моргнула, и глаза стали обычными.

      Почти.

      – Я рада приветствовать вас… Елизавета Гнёздина, если не ошибаюсь?

      – Нет.

      – Прошу, – менталистка – уровень пятый, если не шестой, что само по себе подозрительно, – указала на лестницу. – Полагаю, нам стоит продолжить беседу в более удобном месте.

      – А стоит ли?

      – Если вы хотите уйти…

      Уйти Лизавета хотела, и даже очень, однако врожденное упрямство – ох, может, права тетушка, что мало Лизавету пороли, – не позволило ретироваться именно сейчас.

       Глава 5

      Ветер здесь пах черемухой. И аромат ее, теплый, летний, проникая сквозь приоткрытое окно директорского кабинета, будто приправлял собою чай.

      Нет, чай был хорош.

      Кабинет в меру роскошен – Лизавета сполна оценила эту кажущуюся скромность убранства. А владелица его внимательна.

      Чересчур уж внимательна. Она сидела, удерживая хрупкую фарфоровую чашечку на раскрытой ладони, и разглядывала Лизавету. И ныне взгляд ее, пусть и живой, и лишенный былого презрения, был преисполнен самого искреннего любопытства, которое, к слову, пугало куда сильней.

      – Значит, всех так собеседуют? Зачем? – Молчание стало для Лизаветы невыносимым.

      Госпожа Игерьина – при свете дневном стало очевидно, что лет ей куда больше, чем показалось Лизавете внизу, – ответила:

      – К нашему превеликому сожалению, оказалось, что некоторые… конкурсантки весьма легко внушаемы. А сами понимаете, в нынешних обстоятельствах мы не можем позволить себе победительницу… со столь явным недостатком.

      Лизавета слегка наклонила голову.

      В подобных обстоятельствах?

      Это она… нет, конечно, слушок пошел сразу и как-то так даже окреп, утвердился… но получить подтверждение… почти прямое…

      В работе своей она привыкла иметь дело с намеками, отчетливо понимая, что от собственно доказательств они весьма существенно