Лиса в курятнике. Карина Демина

Монечка решился, хотя решение далось ему нелегко, – я понимаю, что вы у нас девушка безмерно талантливая, потому и хочу предложить вам одно дело.

      – Мне?

      Хлопнули рыжие ресницы.

      А веснушки побледнели.

      Испугалась?

      Если и так, то ненадолго.

      – Вам, Лисонька, вам. Мы… как бы это выразиться, давно с вами сотрудничаем…

      С того самого первого дня, когда в редакцию явилась худенькая девица в дрянном платье и потребовала немедля принять ее в штат.

      Монечка на девицу поглядел.

      И принял.

      А что, о цветочных выставках и собачках тоже кому-то писать надобно, раз уж прочая братия, избалованная свободой, полагала сие оскорбительным. Девицы не бывают репортерами?

      Окститесь, может, и не бывают, но куда еще сиротке податься?

      В гувернантки?

      Не с ее происхождением. И не с ее характером.

      А тут… Девица оказалась ответственною, выставки посещала, собачек разглядывала. Порой писала в рубрику дамских советов, причем делала сие бойко, без лишнего занудства. Ей же чуть позже поручили вычитку статеек, ибо не все в редакции обладали должною грамотой, а заодно и разбор корреспонденции. Однако Монечка не удивился, когда спустя полгода девица принесла серый конверт и робко поинтересовалась:

      – Глянете?

      Монечка глянул и зажмурился. Нет, «Сплетникъ» имел определенную репутацию и случалось ему писывать о всяком, но вот подобное случалось редко.

      Помнится, история некоего чиновника, который вел прием приглянувшихся девиц на своей квартире, обещая по результатам положительное решение вопроса, много шуму наделала. И тогда снимки, иные весьма откровенного свойства, изъяла жандармерия для разбирательства. И она весьма интересовалась настоящим именем Никанора Справедливого, однако…

      Лизавета моргала.

      Вздыхала.

      И каялась, мол, был у нее знакомец старинный, который очень к несправедливости неравнодушен, вот он и присылает ей стенограммы со снимками. Она же лишь пишет, оформляет должным образом, а ей за то платят. Немного. Пятьдесят копеек за страницу.

      Ей поверили.

      Но не Монечка, нет. Он, конечно, подыграл, потому как чуял, что историйка, поднявшая тираж едва ли не вдвое, первая ласточка. А потому к чему смущать девочку неудобными догадками? Премию он ей выплатил чин чином, пусть и из собственного кармана, а заодно уж сказал, что когда ее знакомец вновь справедливость учинять решит, то пусть обращается без стеснения.

      И не ошибся.

      Лизавета поерзала, вцепившись в ридикюль. А он почесал лысинку и произнес:

      – Лисонька, душенька моя светлая, мы с вами не один год друг друга знаем, а потому вы можете быть спокойны. – Монечка вытащил из стола белый круглый камень, а заодно и коробку с освященною иконой. – Кровью своей клянусь, что не выдам вашу тайну, и бумаги подпишем, само собой.

      Она напряглась.

      А Монечка уколол палец иглой и к камню прижал.

      – Я…

      – Вы пишете, и