Джинны пятой стихии. Евгений Лукин

лишь собирали добро для Большого Вора…» – Он вскинул наконец веки и сухо пояснил: – В данном случае – для государства…

      – Какая память… – тихонько проговорила Пелагея Кирилловна, зачарованно глядя на мужа.

      – А-а… если не платить? Н-ну… налоги… – с запинкой спросил Влас.

      Раздрай ответил загадочной улыбкой.

      – Это от полиции можно укрыться, – назидательно молвил он. – А от своих не укроешься, нет… Так ведь и этого мало! Потерпевший обязательно даст знать в клептонадзор, будто кража (или там грабёж) были произведены не по понятиям, а то и вовсе непрофессионально… А как он ещё может отомстить? Только так! Дело передаётся из клептонадзора в арбитраж. На вас налагается одна пеня, другая, третья… И прибыль ваша съёживается до смешного – дай бог в убытке не оказаться! Вот и гадай, что выгоднее: честно жить или бесчестно… Впрочем, что же мы всё о грустном? – спохватился он. – Вернёмся к корням, к истокам… К тому же Филиппу Македонскому… Вы не против?

      – Нет…

      – Тогда послушайте, что пишет Мишель Монтень, – старичок вновь откинулся на стуле, прикрыл глаза и принялся шпарить наизусть: – «Царь Филипп собрал однажды толпу самых дурных и неисправимых людей, каких только смог разыскать, и поселил их в построенном для них городе, которому присвоил соответствующее название – Понерополис». Город негодяев, – любезно перевёл он.

      – Не далековато? – усомнился Влас. – Где Македония и где мы…

      – Далековато, – согласился смотритель. – Так ведь и Сибирь далековата от Москвы, и Австралия от Лондона… Тем мудрее выглядит поступок Филиппа: если уж отселять, то куда-нибудь в Скифию… Однако я не закончил. «Полагаю, – пишет далее Монтень, – что и они (то есть мы) из самых своих пороков создали политическое объединение, а также целесообразно устроенное и справедливое общество…». Что, собственно, и видим, – торжествующе заключил Раздрай. Смолк, ожидая возражений.

      Возражений не последовало.

      – А вы думали, Влас, – несколько разочарованно вынужден был добавить он, – у нас тут всё новодел, лагерно-тюремная субкультура?.. Нет, молодой человек, традиции наши, представьте, уходят корнями в античность… Мы просто к ним вернулись…

      Трудно сказать, что явилось тому причиной: парадоксальность суждений или же подавляющая эрудиция собеседника, но голова загудела вновь, и Влас почувствовал, что всё-таки без третьей стопки, пожалуй, не обойтись. Оглянулся на бармена. В глаза опять бросились ременчатая сбруя и рукоять пистолета под мышкой. Интересно, почему это все, которые не салочки, прячут оружие, а он напоказ выставляет?

      Влас повернулся к Раздраю.

      – А вот если я, положим, попробую уйти не расплатившись?

      – Будь вы понерополец, – с безупречной вежливостью отозвался тот, – и представься вам такая возможность, вы бы просто обязаны были так поступить…

      – А бармен?

      – А бармен был бы обязан открыть огонь на поражение.

      Сердце оборвалось.

      – Что… в