Мальчик со шпагой. Владислав Крапивин

в трубочку, и пламя взвилось над ним длинным языком.

      – А марки? – шепотом спросил Серёжа.

      – Марки?.. Марки можно взять.

      Серёжа сел рядом с папой у гудящей и стреляющей печки. Он отрывал от писем разноцветные марки и под тонкой бумагой конвертов чувствовал сложенные вчетверо листки. Там были слова, которые больше никто никогда не прочитает. Потому что не у кого спросить разрешения, а лезть без спросу в чужое письмо – это очень скверное дело…

      Заглянула Наташа, сказала, что пельмени готовы.

      – Вставай руки мыть… Ой, да ты спишь уже!

      – Я? Нисколечко. Даже не хочется.

      Серёжа поднялся и нащупал ногами сандалии. Нок принюхался к кухонным запахам и деликатно замахал хвостом.

      – Папа магнитофон купил, – сообщила Наташа. – Хочешь, включу, чтобы не заснул? У нас одна такая запись есть! Мексиканский гитарист и певец…

      – У нас в лагере вожатый был. Вот это гитарист! – сказал Серёжа. – От него все ребята ни на шаг не отходили. Он такую песню знал – лучше всех песен на свете! И вообще он был самый хороший вожатый.

      – У нас тут недалеко тоже один человек появился. За ним тоже мальчишки табуном ходят. Он их на шпагах сражаться учит.

      – Что это за человек? – встрепенулся Серёжа.

      – Кажется, тренер. Или вожатый… В общем, на Красноармейской есть старый дом, вроде нашего. Его сносить хотели, а потом не стали. Там какой-то детский клуб сделался. Название «Эспада».

      – «Эспада» – по-испански «шпага», – сказал Серёжа.

      – Правда? В одной песенке у этого мексиканца тоже все время повторяется: «Эспада, эспада…»

      – Включи, – попросил Серёжа.

      Наташа вытащила из шкафа магнитофон – плоский чемоданчик, нашла на полке катушку.

      – На транзисторах, – сказал Серёжа. – Какая марка?

      – «Мрия». По-украински значит «Мечта».

      – Слушай, Нат. Он был в пенопластовой коробке?

      – Да, а что?

      – Она где?

      – Папа убрал куда-то.

      – Можно, я ее заберу?

      – Ну… ты спроси у папы. Можно, наверно. А зачем?

      – Хочу одну штуку сделать… Давно хочу, да все пенопласта не могу достать. Большие плиты, которые на стройках, не годятся, они крошатся. Мне нужен плотный.

      – Папа, наверно, отдаст… Серёжка, ну что все-таки в лагере случилось?

      – «Что, что»!.. Написал домой письмо, что скучно. Начальник его прочитал. Начал меня на линейке ругать. Я ему говорю: «А зачем чужие письма читаете?» Он еще сильнее раскричался: «Убирайся, если тебе все не нравится!» Думал, я испугаюсь. А я убрался…

      – Сумасшедший, – сказала Наташа тоном полного одобрения. – Ну, слушай запись.

      Сначала защелкали кастаньеты, и это напоминало цокот копыт. Потом упруго и ритмично ударили струны. И, опять привалившись к подушке, Серёжа почти сразу увидел желтые травы и низкое косматое солнце среди облаков, похожих на рваные красные ленты. И темные всадники, медленно выплывая на круглую вершину холма, разворачивались и пускали коней в галоп.

      И была уже не музыка, а встречный ветер и летящая под копыта степь…

      И вдруг