Мальчик со шпагой. Владислав Крапивин

Серёжу.

      Гутя удержал их движением ладони.

      – А вот какое дело, – любезно сказал он. – Позвольте довести до вашего сведения, что директор велел всех, кто из лагеря нос высовывает, отправлять на гауптвахту и держать там до выяснения.

      – Куда отправлять? – удивился Серёжа.

      – В пионерскую комнату. Под замочек. Под арест. Пока он не придет и не разберется.

      – Гы! Да ты не бойся, не заскучаешь, – вмешался Пудра. – Тама уже три гаврика сидят, веселятся.

      – Ну идите и веселитесь с ними, – хмуро сказал Серёжа.

      – Ты поговори, – пригрозил Женька Скатов. – Иди лучше добром. Нам директор приказ дал.

      Директором почему-то все звали начальника лагеря.

      – Приказ – дуракам напоказ, – сказал Серёжа. Ему было все равно, потому что Костя уехал. – Пусть он сам сидит под арестом, если хочет. Здесь не кадетский корпус.

      – Взять! – сказал Гутя.

      Пудра и Витька прижали Серёжу к забору. Хотели повести насильно. А ему вдруг так обидно сделалось и такая злость нахлынула! Кулаки сами сжались.

      – Ладно, отпустите, – вдруг распорядился Гутя. – Дитя готово разрыдаться. Маму звать начнет.

      Пудра заупрямился:

      – Не-а… Пускай сказочку расскажет, тогда пустим. Это же тот сказочник. Он нам всю ночь про каких-то наездников мозги заправлял. У, потеха!

      Видно, Пудра решил отомстить за Витьку, которого накануне вечером не захотели слушать ребята.

      И сам Витька обрадовался:

      – Точно! Он трепался, будто лошадиной дивизией командовал! Ты, Гутя, не слыхал, не знаешь. Будто, как свистнет, так все кругом без памяти валятся.

      Стыд и ярость взметнулись в Серёже! Он им тайну открыл, сказку доверил, а они!

      – А ну пустите! – крикнул он с такой злостью, что «мушкетеры» отшатнулись.

      – Что случилось? – раздался голос начальника лагеря. Совков подошел незаметно.

      – Ничего страшного, Тихон Михайлович. Самовольщик нервничает, – объяснил Гутя. – За пределами лагеря гулял, а теперь брыкается.

      Совков повернулся к Серёже.

      – Кто позволил уходить из лагеря?

      Глядя в землю, Серёжа сказал:

      – Я Костю провожал. Он мне сам разрешил.

      – Надо было у меня спросить… Ладно, ступай.

      Серёжа плечом отодвинул с дороги молчаливого Женьку и шагнул в калитку. Но злость и обида вдруг снова поднялись в нем. Он повернулся:

      – А они… пусть лучше меня не трогают! Я под их скрипку танцевать не собираюсь!

      Серёжа ожидал в ответ возмущения и угроз. Но

      «мушкетеры» промолчали, а Тихон Михайлович

      сказал почти ласково:

      – Ступай, ступай. Они не тронут. Я поговорю.

      Они и правда не трогали Серёжу. Но в тот же день он увидел на своей подушке листок с карикатурой: кривоногий всадник сидел на брюхатой лошади и держался за хвост.

      На следующий день вслед Серёже то и дело звонко ржали наученные «мушкетерами» малыши. К вечеру кое в чем разобрался, видимо, Димка и навел среди октябрятской братии порядок: ржание прекратилось. Но перед