На что способна умница. Салли Николс

и стыда за то, что не смогла объяснить причины собственного желания ни маме, ни самой себе. Мать тем временем возилась с зонтиком, делая вид, будто не замечает, в каком состоянии дочь.

      – Ну вот! – говорила она. – Того и гляди начнется дождь. Хорошо, что до дома уже рукой подать.

      Ивлин пыталась совладать с собой, но не сумела и взорвалась:

      – Но ведь это несправедливо! В самом деле, мама! Почему у Кристофера есть все, а у меня – ничего?

      На это ее мать могла бы многое ответить. Но она ограничилась отговоркой, к которой прибегали матери и няни всего мира:

      – Что ж, дорогая, ты ведь знаешь: жизнь несправедлива.

      – Да, – согласилась Ивлин. – Но так быть не должно.

      Из этих слов мама заключила, что разговор окончен.

      Но Ивлин была не согласна.

      Львица

      – Так нечестно! Ничего более гадкого со мной в жизни не случалось! Ненавижу ее! И его ненавижу! Ненавижу всех этих негодяев!

      Ивлин взвинтила себя до состояния бешенства, вышагивая туда-сюда по классной комнате и яростно скручивая перчатки. Причиной ее негодования послужил еще один разговор с родителями насчет Оксфорда – на этот раз она была вооружена чрезвычайно учтивым письмом от мисс Демпси. Разговор не сложился. В отличие от папы Тедди – мистера Морана, владельца нескольких заводов, отец Ивлин мистер Коллис служил в правительственном учреждении, где занимался какой-то нудной работой, связанной с цифрами. И не имел лишних денег, чтобы разбрасываться ими, давая образование девчонкам, которые все равно выскочат замуж, как только закончат университет.

      Тедди сидел в старинном кресле, перекочевавшем в классную комнату из детской, и держал на коленях альбом для рисования. Младшие сестры Ивлин, Хетти и Кезия, обожали этот альбом – в основном за рисунки с обнаженной натурой, о которых им не полагалось знать. В альбоме Тедди почти на каждой странице были девушки: с уроков живой натуры, из чайной, из школы искусств – все до единой современные, утонченные, не признающие шляпок. Кезия, опаздывающая в школу и бегущая за автобусом. Хетти, свернувшаяся клубочком в старом кресле и в сотый раз перечитывающая «Маленьких женщин», со словами, словно слетающими с ее губ: «Как по-твоему, Ивлин, Джо должна выйти за Лори? По-моему, да. А если ты не выйдешь за Тедди, как думаешь, он женится на мне?» И десятки портретов Ивлин. Сердитая Ивлин. Задумчивая Ивлин. Ивлин в школьной юбке. Ивлин, одетая к званому ужину. Ивлин, раздраженно берущая аккорды на фортепиано. Ивлин читает. Ивлин хмурится. И редкий случай – Ивлин с лицом, озаренным улыбкой (такую Ивлин не видывал почти никто).

      Вот и сейчас он торопливо набрасывал карандашом ее портрет, схватывая румянец на щеках и нетерпеливые, быстрые движения ног. И думал прежде всего о своем рисунке, да еще о том, как ему хочется вскочить и расцеловать ее – немедленно, в губы, просто чтобы посмотреть, как она к этому отнесется. Ее возмущенные возгласы он слушал лишь краем уха, но не настолько пренебрежительно,