Фатум. Том второй. Кровь на шпорах. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

граждан-ской войны, и запах ее носился в воздухе. Дон сокрушенно покачал головой. Думы душили его своей неразрешимостью. «Гражданская война… Боже, убереги! Помоги одуматься! Братоубийственная, она всего жутче… “Свои” опаснее вражеских полков».

      В огне освобождения Испании от французов ему дове-лось узнать многих добродетельных соотечественников, серд-цами которых не задумываясь можно было мостить дороги. В их душах запах тлена и крови порождал неутолимую жажду власти. И пусть всего лишь на ничтожный миг, когда их алчные пальцы вцепятся в это кормило, его хватит, чтобы продать совесть Державы, отдать на поругание могилы предков, алтари храмов, навеки уничтожить славу народа…

      * * *

      Внезапно майор почувствовал, как похолодели ладони в горевших жаром перчатках. Он, будто сквозь сон, уловил зловещее уханье, что неслось словно из-за края земли; затем нечто непостижимое, подобно смерчу, ворвалось в карету и, прошив ее насквозь, пронеслось мимо его плеча, извиваясь и корчась, точно живое.

      Диего сидел, не смея повести пальцем. То, что прошило карету насквозь, не оставило ни следа, ни царапины… «Хотя должно было быть твердым, что пушечное ядро,−подумал Диего,− да и летело оно, точно его гнали черти!»

      Меж тем империал продолжал путь. Папаша Муньос невозмутимо мурлыкал что-то за лакированной переборкой. Де Уэльва вздохнул. Лишь сейчас он почувствовал, что весь в поту. Содрав перчатки, он бросил их рядом на сиденье и выглянул из окна.

      Густой сухой воздух обволакивал, как одеяло. Вечер уже распластал свои сиреневые крылья. Алый солнечный шар закатывался за горизонт притихшей равнины, следом спокойно рысили слуги; в широкополых шляпах они походили на трех нахохлившихся больших птиц, покачивающихся в седлах, как на ветвях.

      …С неподдельным страхом Диего понял, что загадочное и таинственное обстоятельство коснулось только его.

      …Карета вздрогнула, как живая, и остановилась. В оконце заглянула сальная рожа Муньоса.

      − Лучшего места, сеньор, Господь не придумал. Вы-тряхивайтесь, ваша светлость.

      Возница без спросу распахнул дверцу империала.

      Однако испанец не двинулся. Початок набрал страху в штаны, увидя неожиданную улыбку на строгом лице под загнутыми усами. Дон поманил толстяка указательным пальцем. Тот насторожился, почесал свое брюхо и многозначительно подвигал бровями. Не решившись ослушаться, он наклонился к своему господину и… нос Муньоса точно попал в железные клещи. Пальцы подтянули возницу поближе.

      − А знаешь, почему сразу заметно, приятель, что ты не был в Андалузии?

      Глаза майора строго смотрели на перепуганного мексиканца, словно ожидающего последнего удара матадора.

      − Нет,− искренне прогнусавил он.

      − Да потому, что у такого наглеца, как ты, зубы целы. Не вижу уважения, Муньос. Чтоб в последний раз.− Пальцы разжались.

      Глава 14

      − Чего рот раззявила, дура? Пошла! Пошла прочь, старая! Где он?!

      Лицо