Сто тысяч раз прощай. Дэвид Николс

здесь только гости с моей стороны, – заметила Нив.

      – Мне они тоже не чужие.

      – А кого-нибудь из одноклассников не хочешь пригласить?

      – Нет, по мне – и так хорошо.

      – А бывших подруг?

      – Зачем? Как тебе вообще такое в голову пришло?

      – Хочу посмотреть на эту-как-ее.

      – На кого?

      – Сам знаешь…

      – Нет, не знаю.

      – На шекспировскую девушку.

      – Ее звали Фран Фишер.

      – До сих пор не могу поверить, что ты по-настоящему играл в спектакле.

      – «Я нашу дворню с челядью врага…»

      – Ох, избавь.

      – «…уже застал в разгаре рукопашной…»

      – Прекрати, пожалуйста, слышать этого не могу.

      – «Едва я стал их разнимать, как вдруг неистовый Тибальт вбежал…»

      – Надеюсь, ты так не пыжился.

      – Примерно так. Но после этого на сцену больше не выходил.

      – Какая потеря для театра.

      – И не говори. Вот в чем истинная трагедия.

      – А ваше с ней знакомство произошло, как в пьесе? Это была любовь с первого взгляда?

      – Ну нет. В лучшем случае это была симпатия с первого взгляда.

      – Симпатия с первого взгляда. Это тоже из Шекспира?

      – Я что хочу сказать: любовь – очень громкое слово. Мы были совсем другими. В том возрасте. Это… нечто иное.

      – Давай, пригласи ее!

      – Я не собираюсь приглашать Фран Фишер на нашу с тобой свадьбу.

      – Почему? Если она была такая классная.

      – Я даже не знаю, где ее искать! – На тот момент это была чистая правда. – Мы с ней не общались… двадцать лет!

      – Но мне охота на нее посмотреть!

      – А ты не боишься, что в разгар церемонии я переметнусь к ней?

      – Потому-то я и хочу, чтобы она присутствовала. Пусть будет как в фильме «Четыре свадьбы и одни похороны» – с тем же настроением, с той же аурой, с изюминкой.

      – Она, скорее всего, замужем. Наверняка и дети есть.

      – И что? Пробей по интернету, какие трудности?

      – Говорю же: мне и так хорошо. Я о ней даже не вспоминаю.

      И действительно, я о ней не вспоминал – ну разве что от случая к случаю.

      На протяжении минувших лет я наблюдал, как современные технологии раздувают культ ностальгии, а попутно – как сама идея «прошлого» подвергается сумасшедшей инфляции: у друзей затуманиваются глаза от воспоминаний о событиях недавнего Рождества. Свое собственное прошлое я старался не ворошить – не потому, что считал его травматичным или не столь счастливым, как у большинства, а потому, что уже не испытывал такой потребности. На других, менее счастливых этапах моей жизни я создавал себе религию из прошлого и уходил в нее, как в запой, – неудивительно, что одно сопутствует другому; я до сих под втягиваю голову в плечи, когда вспоминаю, как, пьяный в хлам, стал звонить матери Фран в ночь миллениума. Скажите, как она поживает? Не дадите ли ее телефончик? «Вот что я тебе скажу, Чарли, –