Сто тысяч раз прощай. Дэвид Николс

– по Форстер и Киплинг-роуд, вдоль по Вулф, далее по Гаскелл, по Бронте и по авеню Томаса Гарди, оттуда на кольцевую и наконец на ревущее в утренний час пик шоссе. На окраине стоял белый муниципальный знак границы города с бесхитростной надписью «Хороший город» (причем по-латински: «Bonum Oppidum») – на большее местные власти, очевидно, не отважились.

      Я продолжал путь по тихим дорожкам, мимо тоннельных парников и почти наобум – через пшеничные поля. Слишком рано свернул, пришлось возвращаться, остановился под бетонным козырьком автобусной остановки, в каком-то тенистом переулке с низко нависающими ветвями. Перевел велосипед на противоположную сторону и поехал в гору.

      День выдался жаркий, солнечные лучи вспарывали зеленый покров. Задыхаясь и отдуваясь на подъеме, я увидел знакомую тропинку, но решил обставить свое появление более официально и продолжал путь, пока не увидел маленькую фахверковую сторожку. За двумя створками ворот, из пяти прутьев каждая, вилась подъездная дорога, которая уходила в рощу, скрывавшую дом от посторонних взглядов. Табличка на воротах гласила: «Усадьба Фоли». Я привстал на педалях, но колеса скользили по гравию; пришлось сдаться и дальше идти на своих двоих. Подъездная дорога тянулась вдоль опушки рощи, а потом расширялась и упиралась в лужайку между двумя старыми тисовыми деревьями. Особняк был типичным образцом зодчества примыкающих к Лондону графств: он вобрал в себя все значительные приметы последнего тысячелетия – колонны и портики, свинцовые оконные переплеты с ромбовидным узором, гравийную засыпку между накладными фахверковыми брусьями, спутниковую антенну, притаившуюся в зарослях плюща. Будь я получше образован, дом, вероятно, не произвел бы на меня такого впечатления, но я ошалел от его размеров, уединенного местоположения и очевидной древности. Впервые в жизни я почувствовал, что значит быть непрошеным гостем, на которого вот-вот бросится свора охотничьих собак, привлеченных хрустом гравия. Ища, где бы поставить велосипед, я разглядел живописный пруд с золотыми рыбками, разбросанные крокетные молоточки, голубятню – и все это великолепие омрачал только видавший виды фургон «форд-транзит» с нарисованной на борту разноцветной лентой и надписью «Театральный кооператив „На дне морском“», над которой красовались две театральные маски, причем обе веселые. Из задних дверей какой-то тип выволакивал два больших веревочных тюка. Я прирос к месту, но Айвор успел меня заметить и с тюком на каждом плече ринулся в мою сторону:

      – Прииивеет! Никак это наш вчерашний таинственный гость?! Я так и знал, так и знал, что тебя потянет вернуться. Бросай велик вот сюда, никто на него не позарится, и, сделай милость, разгрузи меня наполовину, сможешь?

      В тюке были пенопластовые футбольные мячи, кресла-мешки, жонглерские булавы и – как-то странно – разномастные шляпы.

      – Неохота выставлять себя идиотом, но я забыл, как тебя зовут.

      – Чарли.

      – Вот-вот, на языке вертелось.