Закат над Квантуном. Леонид Владимирович Дроздов

крепленого вина из Сицилии.

      – Знаете, Демьян, – вступился за преступника Эссельсен, – для вас, привыкшего жить в роскоши, триста рублей – копейки, а для человека, всю жизнь прожившего в нужде, эти триста рублей как для вас тридцать тысяч.

      – What are you talking about? – нетерпеливо обратился мистер Ливз к драгоману, потому что тот не стал переводить свои слова. Мистер Ливз, к слову, так и не выучил ни одного русского слова за исключением «спасибо» и «на здоровье!». То ли старость давала о себе знать, то ли известная британская чопорность.

      – I’ve just said that poverty is not a vice. It can explain even the worst crime, – серьезно ответил Эссельсен.

      – It looks like you have become engrossed in reading Dickens, William, – саркастически прыснул Ливз.

      – Most likely, William prefers Dostoevsky, – неожиданно для всех вставил Горский. Никто и не предполагал, что он знает английский. Друзья с удивление воззрились на судебного следователя.

      – Actually, yes, – кивнул Эссельсен улыбнувшись.

      – Amazing! Antony, when did you start learning English? – вдохновенно заискрился англичанин.

      – A few months ago.

      – Your English is perfect!

      – В полку англоязычных квантунцев прибыло! – воскликнул Гвоздевич, загадачно глядя на Горского, будто что-то прикидывая.

      – Молодцом, Антуан! – выразил одобрение Унгебауэр.

      – Завидую вашему рвению, Антуан! – признался Ланфельд.

      – И это говорите мне вы, Фридрих, который в совершенстве овладел сложнейшим русским языком? – дружески парировал следователь. – Я всего лишь начал изучение английского и еще весьма далек от идеала. Испытываю сложности в построении фраз и очевидно нуждаюсь в наставничестве…

      – Я могу давать вам уроки, – с готовностью отозвался Эссельсен.

      Горский вспыхнул, а мистер Ливз недовольно и ревниво поглядел на своего драгомана, с которым он имел, как все говорят, не только деловые связи.

      – …но, к сожалению, не имею достаточно времени на его изучение, – закончил Антон Федорович. Брать уроки у Эссельсена ему не хотелось.

      – Очень жаль. Со мной вы бы получили хорошую практику, – вздохнул шотландец.

      – Don’t bother him, William! – процедил сквозь зубы мистер Ливз. Эссельсен лишь глупо улыбнулся.

      – Скажите, Вильям, что вы с Эдуардом будете делать, если начнется война? – спросил вдруг Гвоздевич, высверливая взглядом британцев.

      – Я тотчас уеду! – гордо заявил мистер Ливз. – Мне пока еще дорога моя жизнь.

      – А я, пожалуй, останусь, – спокойно, но в то же время несколько дерзко ответил Эссельсен.

      – Вот как? – искренно удивился штабс-капитан.

      Мистер Ливз вопросительно и пренебрежительно поглядел на компатриота.

      – А что? – пожал плечами переводчик. – К русским я уже привык, ваш язык знаю, знаю и китайский. На Квантуне таких единицы, поэтому именно здесь я как нигде чувствую свою значимость и свою необходимость.

      – А вы, Фридрих?

      – Я тоже останусь, – решительно бросил Ланфельд, осушив рюмку с коньяком. В последние дни Горский стал замечать появившуюся в химике уверенность. В австрийце просыпалось мужество, укрепилось железное терпение