Искусство воскрешения. Эрнан Ривера Летельер

потому как, подобно вам, – это мы в газетах вычитали, – появился на свет на хуторе в провинции Кокимбо.

      Христос из Эльки поднял глаза к восточному краю неба. Некоторое время зачарованно следил за стаей стервятников, медленными похоронными кругами паривших над щебневым отвалом, за которым лежало пыльное приисковое кладбище. После запустил пальцы в разделенную надвое бороду, словно бы взвесил все, что собирался сказать, и проговорил извиняющимся тоном:

      – Все мы знаем, где родились, братья, да не знаем, где упокоятся наши кости.

      Еще один солнцебитый, самый толстый, с жирной красной родинкой над пышными усами, с виду – бригадир, – остальные уважительно величали его Лис Гутьеррес – торжественно снял рабочую шляпу и, упирая на всем известную болезненную и трепетную любовь проповедника к покойной матери, печально завел, буравя его хитрыми глазками лиса из басни:

      – Бедный Лазарь, смею вас уверить, Учитель, был не только добрым христианином, примерным супругом и ласковым отцом. Он также превыше всего на свете почитал свою матушку, привез ее сюда с юга и приходился ей единственной опорой.

      Слова пришлись точно в цель. Человек, уважающий отца и в особенности мать, «царицу и владычицу домашнего очага», – так он проповедовал и писал в брошюрах, – достоин продления дней его на земле. К тому же покойного звать Лазарем. Это ли не божественный знак?

      Он приблизился к распростертому на земле телу. Долго смотрел на него. Покойник был одет в пыльную, кислую от пота робу, крепкие, словно подбитые рудничными стойками, штаны и башмаки с двойной подошвой. Кожа на лице, выдубленная солнцем и селитряным ветром, будто повторяла сухой рельеф пампы. Лет сорок – сорок пять, смуглый, низкорослый, волосы жесткие и торчащие – самый обыкновенный работяга, каких он тысячи перевидал в хорошо ему знакомых селитряных лагерях: еще до того, как начать проповедовать благую весть, и задолго до того, как Отец Небесный прибрал его драгоценную матушку, в юности он пару лет отработал на прииске.

      Пав на колени рядом с усопшим, Христос из Эльки понял, что смерть наступила не у входа в распивочную, как утверждали друзья, а скорее у выхода. Спиртным разило вовсю. Кто знает, сколько бутылок червивого вина или злой сивухи на техническом спирту, какую гонят некоторые сволочи-лавочники, влили ему в глотку недотепистые шахтеры. Такой уж народ в пампе, что греха таить. Выносливый, всякое повидавший, с сильными почками и огромным, словно дом, сердцем. Он с лихвой заслуживает кратких минут радости, порождаемых таким сомнительным времяпрепровождением, как пьянство. Всевышний знает, что спиртное, а на безрыбье – и английский одеколон помогает шахтерам выносить скуку и преступную сирость этих адских равнин; опьянение притупляет горечь беспощадного угнетения, которому подвергает их ненасытная свора иностранных хозяев.

      Христос из Эльки приехал в Дары несколько дней назад. Местные жители выказали себя истинными добрыми самаритянами, особенно женщины – каждый день