Владимир Чигринцев. Петр Алешковский

мало народу, да и к пьяным привыкли и не обращали на них внимания.

      – Зачем в бизнес, Витя? По мне хорошо, что хочется, хочешь, так в бизнес. Ты же историю свою любишь, архивы…

      – Вот! Люблю. Это все, что у меня есть, а история – э-э, я знаю… – Аристов погрозил пальцем и сполз по сиденью вбок.

      – Где ты так успел надраться? – восхищенно спросил Воля.

      – А я в сортире, в сортире бутылочку о-при-хо-до-вал! – хитренько поводя мутными глазками, пробормотал Аристов. – Мне она говорит – не пей, а я пью и буду пить – я алкаш, сын алкаша, я не чета, именьице бы нам, но сиры, да, сиры и убоги – именьица Бог не дал. Дедуся мой – старый пердун, именьице то пацаном спалил —»петушка пустил – ха! – выдохнул он. – Давай песню запоем!.. В той степи гал-лухой-а-а…

      – Молчать! – Воля вдруг вскочил и, сам не понимая отчего, рассвирепел. – Молчать, зараза! Спи, пока не разбужу!

      – Ась? Ась? Ась-ась-ась, утиныш-путинь-ки, закричатушки на нас, закричатушки, нас сейчас растоптатушки будут, – просюсюкал Аристов и скорбно уставился в пол.

      – Витя, Витюня, ты чего?

      Воля пересел на его скамейку, тряхнул братски полумертвое тело, голова безвольно мотнулась из стороны в сторону, но не дозвался – Аристов впал в оцепенение. В глазах у него стояли слезы.

      – Витя, перестань, поедем домой.

      – Да-а-а. – Аристов клоунски растянул припухшие губы. – Дам-мой… хрена я там забыл?

      – Тогда едем ко мне!

      Не-ет, не-ет, домой, только домой… Воля, поклянись, что – не бросишь.

      – Ну куда я тебя брошу? Сейчас такси возьмем…

      – Плохо мне, Воля!

      – Перестань, все будет хорошо!

      – Все будет – горь-ка!.. Горрь-каа!!! – как пьяный деверь на свадьбе, возопил Аристов, икнул и отключился, засопел.

      …С электрички шли, мотаясь, под проклятья вокзальных бабок: «Нажрались, черти! Этим все едино, лишь бы до соплей!» Притормозили частника.

      – Мутных не вожу. – Водила набивал цену.

      Воля резко оборвал его:

      – Плачу по верхней колонке, вперед, шеф! – Затолкал Аристова в «жигуленок». Тронулись.

      Посреди засыпающей Москвы, на Садовом, Виктор приоткрыл глаза и в трансе вдруг загрозился:

      – Ты, гад, вези-вези, а то мы тебя накажем, боль-на!

      – Чего-чего? – переспросил здоровенный водила изумленно.

      – Поговоришь у меня, смерд! Разговорчики в строю! – Виктор начинал просыпаться. Опасаясь скандала, Воля немедленно скормил ему остатки водки, и Аристов опять сник.

      – Не люблю мутных, – пожаловался шофер, – или заблюют, или орать начинают – горе.

      – У него и правда горе, – приврал Воля. – Ты не обижайся, шеф.

      – На обиженных воду возят, – отчеканил водила, – я не к тому: выпил – ляжь и молчи, а то лезет, лезет наружу вся хмарь. – И вдруг помягчел и принялся травить истории про пьяных.

      Наконец доехали до Теплого Стана. Воля расплатился. Неожиданно по собственному почину водитель бросился помогать – втащили