Владимир Чигринцев. Петр Алешковский

на скорую руку поесть, с аппетитом накинулась на мощную шпикачку. Чигринцев последовал ее примеру.

      – Ну что – поедешь? – спросила, хитро подмигнув.

      – Куда деваться, уговорила, боюсь только, сегодня поздно, полвторого.

      – Как раз обеденный перерыв кончается, но я не о том, я – о Пылаихе.

      – А-а… – Он многозначительно попел головой. – В гости к Вурдалаку Ивановичу? А ты веришь?

      – Ни во что я не верю, а вдруг? Папа – тот верит, я знаю. Не столько даже верит, сколько всю жизнь хотел верить.

      – Почему же сам не искал? Или правда его ведьма на помеле отвадила?

      – Ведьма не ведьма, но я от мамы еще эту историю слышала. Нет, думаю, он боялся не найти.

      – Брось, Татьяна, какая-то романтика. Человек, столько переживший, и, прости, в такие годы…

      – Вот именно что вы его не знаете, а он всякий бывает. – Татьяна отодвинула пустую тарелку. – Ну а теперь давай за дело! Позвони мне вечером, как там, ладно?

      – Конечно!

      – И завтра я еще имею на тебя виды. Если продашь, поедем совать взятку, а потом вали на все четыре стороны, но лучше всего – в Пылаиху, в деревню: свободною душой закон благословить, роптанью не внимать толпы непосвященной! – Она выпроводила его за дверь, чмокнула по-родственному в щечку на прощанье, как благословила.

      13

      Колье продалось легко, но и не без приключений. Чигринцев подъехал к «Жемчугу» на Олимпийском проспекте наудачу, более чем уверенный, что за день такую редкую вещь не спулить, зная к тому же понаслышке о бесконечных очередях в скупке. Действительно, хвост был бесконечный – последний желающий числился под номером 938. Чигринцев решил сперва хоть оценить изделие – оценщиков было двое, и к ним, странным делом, стояло всего двое же посетителей.