Порочные желания. Юрий Павлов

Урка, угостите там!

      Меня подтолкнули к лежаку, уложили, задрали мою юбочку и раздвинули ножки.

      Урка открыл банку с квашеной прокисшей капустой и – Ффууу! – он отворотился и замахал рукой перед носом – Бляаадь! Какая вонища!

      На запах налетели жирные сине-зелёные мухи и закружились над банкой. Урка замахал руками, но мухи были совершенно непуганые. Тогда Урка запустил руку в банку, и зачерпнув в горсть капусты, швырнул в сторону.

      Мушиный рой, жужжа и сталкиваясь лбами, спикировал на капусту.

      Урка зачерпнул ещё и …

      Я почувствовала его пальцы, раздвигающие губки, увидела расширяющиеся зрачки и высунутый кончик языка.

      Он погрузил свою пятерню в мою вагину, и по промежности потекло. А потом, аккуратно, пальчиками пропихнул капусту во влагалище. Сначала я ничего не ощущала, но когда он проделывал это в четвёртый раз, утрамбовывая капусту в пизде, мне показалось, что я превращаюсь в колбасу!

      А Лизкину пиздень (!) удалось заполнить, только запихав в неё семь горстей капусты!

      Лизке казалось, что у неё не влагалище, а капроновый чулок: в пизду запихивали одну горсть капусты за другой, а ей всё было мало, и мало, и мало. Сок, сочившийся из пизды, холодил и, струясь по ляжкам, капал на землю.

      Мухи, высосав сок из капусты на земле, ползали в поисках ещё одной кучки, и учуяв запах, взлетали, жужжа как бомбовозы, и пикировали на лужицы под попками девушек.

      Меня передёрнуло – Бррр! – а Лизка визгнула, чувствуя, ползающих по её ляжкам и промежности, мух.

      У Урки загорелись глаза, он раздвинул Лизкину пиздень, и в образовавшуюся половую щель, поползли мухи!

      Урка резко сдвинул губки и прислушался, улыбаясь.

      В зависшей тишине, даже Лизка затихла.

      Отчаянное жужжание, попавших в ловушку мух, услышали все!

      Урка раздвинул губки, и ошалевшие, окосевшие и ослепшие от яркого света мухи, стали вываливаться из Лизкиной пизды!

      Оставив Лизку, истекающую соком квашеной капусты, он раздвинул мои губки, и когда назойливые и глупые мухи полезли, отталкивая друг друга, в половую щель, резко сдвинул их!

      Но манёвр оказался неудачным: или мои губки были слишком скользкие, или слишком маленькие, в общем, двух мух он зажал между губок и они, отчаянно трепыхаясь и вереща, как резаные, стали, изо всех мухуйных сил, выкарабкиваться.

      Оооо!

      Это было и мучительно, и приятно одновременно: с одной стороны, я, брррр, представляя, как они там трепыхаются, вся (!) покрылась пупырышками и мне казалось, что противные мухуи ползают у меня в животе, но их трепыхания и крылышками, и лапками, и постепенное продвижение к свободе, было, скажем так, щекотно (!), и от вульвы, удушливой волной, плеснуло к груди сладострастием. И когда мухуи вырвались из западни, и обиженно жужжа и барражируя, улетели, Урка раздвинул мои губки, и из пизды вывалилась задохнувшаяся муха, с слипшимися, не то от сока капусты, не то от моего сока, крылышками.

      Передохнули?! Думаете это всё? Ага, как бы не так! Наши мытарства, а может и не мытарства, только начинались.

      – Давай хлеб! – приказал Урка, Тарзану.

      – А