Брат, которому семь. Владислав Крапивин

семь лет прожить без таких брюк и тогда всё поймёте.

      – Хорошие, – вздохнул Алька.

      И в этом вздохе Лапа услышал тоску.

      Продавец девятый раз заводил патефон. Лапа этим воспользовался и пощупал незаметно брюки. Потом солидно сказал:

      – Мощные штаны… И цена ничего: два рубля и тридцать копеек.

      – Дорогие…

      – Да не так уж и дорогие. Рупь, да рупь, да еще тридцать копеек…

      – Рупь у меня есть, – сказал Алька. – И копейки есть. Мне мама дала на дорогу. Марина отобрать хотела, чтоб ягод не покупал. Я не дал.

      – Конечно, – повторил Лапа, – вещь стоящая.

      Алькины глаза стали большими и блестящими. Он посмотрел Лапе в лицо и решительно сказал:

      – Лапа, ты мне друг?

      – Факт!

      – Лапа, дай рупь.

      Лапа запустил пятерню в лохматую голову и озадаченно заморгал.

      – Нету у меня. Сорок копеек только есть. На аппарат копил.

      Алька опустил голову. Они ещё с минуту молча постояли у прилавка. Лапа сказал:

      – Айда!

      – Айда, – прошептал Алька, но так тихо, что Лапа не слышал.

      Патефон опять отчаянно звал Маржелену. Лапа посмотрел на Алькин затылок с уныло поникшим хохолком и решительно махнул рукой.

      – Ладно! Давай бегом в лагерь! Когда они примчались к поляне, то услышали, как все четыре отряда поют:

      Гори, костёр, подольше,

      Гори, не догорай!

      Никакого костра на поляне не было, но песня так всем нравилась, что никто не обратил внимания на Альку и на Лапу. И они сели рядом с Мишкой Русаковым. Мишка был человеком толстым, веснушчатым и предприимчивым.

      – Мишка, дай рупь, – сказал ему в самое ухо Лапа.

      Мишка перестал петь и удивился:

      – Фью-ю! А может, два?

      Двух рублей у Мишки не было, и Лапа понял, что тот издевается. Но стерпел.

      – Если у человека порядочных штанов нет, какая это жизнь?! – рассудительно спросил он. – Надо Альке купить штаны, понятно? В сельмаге в аккурат на него продаются.

      Мишка больше не пел, но и не отвечал. У Альки упало сердце.

      – Я тебе в городе за этот рупь западёнку с тремя хлопушками дам, – пообещал Лапа.

      – И чечета?

      – Чечета я выпустил. Стакан конопли дам.

      – Штаны – это конечно… – задумчиво сказал Мишка…

      Эту историю Марина выслушала с каменным лицом, как и полагалось старшей сестре и заместителю председателя совета дружины. Потом она сказала, что отдаст Мишке рубль, а Лапу придётся, наверно, обсудить на линейке.

      Альке, конечно, попало бы больше всех, но тут Марину позвал длинный очкастый командир первого отряда Костя Василевский, и она сразу заторопилась. А на прощание сказала:

      – Ну, смотри, Александр! Раз купил, носи. Но, если порвёшь или измажешь, на глаза не попадайся.

      Алька хотел сказать, что это его штаны, а не Маринины, но не стал. Ещё отберёт, пожалуй. И Марина удалилась, строгая и неприступная.

      Был бы до самого вечера Алька самым счастливым человеком, но тут приехал в лагерь старший