Ожог. Василий П. Аксенов

сладостный момент.

      Вдруг буквы пропали, пропал и Чепцов. Поначалу я обрадовался, что ослеп на правый глаз. Я надеялся, что теперь заработает левый и я снова смогу увидеть Машку, но дни шли, а я был слеп на оба глаза.

* * *

      Плач мадмуазель Мариан Кулаг

      Ах, где ты, родина-неродина, далекая и нежная, метельная и снежная, в куличиках, калачиках... поплачьте-ка!

      О чем ты? О палачиках? О пальчиках? Ах, Геночка!

      Расскажи мне об этой далекой неродине, где я еще не была, а только лишь слушала в Париже ее посланцев, стихотворцев и скрипачей

      ах нет, ах нет, не палачей!

      таких спортивных мальчиков

      да нет же, не канальчиков!

      березовых, весенних мальчиков России, моих мальчиков, что живут на огромных просторах моей неродины вдали от всего

      мира...

      Ты слышишь колокол? Это Воскресенье! Христос воскрес!

      Воистину!

      Так расскажи о мальчиках, угодных Богу зайчиках неведомых

      мне мальчиках, таинственных и нервных, женатых сплошь на стервах

      по пятницам в Париже весенней пахнет жижей

      Ой, говорят, они там у вас все страшно ученые, такие эрудиты,

      просто страшно, но почему же тогда рабы, почему трусы?

      Ах, елки, елки колкие,

      Скажите, как мне жить?

      Могла бы комсомолкою

      По родине ходить.

      Ах, дедушка-голубчик,

      Гвардейский офицер,

      Зачем ты стал, голубчик,

      Врагом Эсэсэсэр?

      Куличики, калачики, дешевый кренделек, и петушок на палочке,

      и бабушка в окошечке, и Лавры купола – ведь так ведь ведь так?

      А ты говоришь, она вся в гусеницах, в грохоте, в мазуте и солярке... Ты говоришь – на троих, говоришь, полбанки... кес ке се?.. Ты говоришь – фрей с гондонной фабрики и курва с котелком... кес ке се, кес ке се? Геночка, ответь, скажи хоть слово! Кес ке се «пистон поставить»?

      ...Огромная, пустынная, холодная, поземка, поземка по всей ее широте... Геночка, почему ты молчишь?

* * *

      Когда-то Машка, христианская сестра милосердия, привезла нас с Патриком в Женеву из Африки под видом братьев, потерявших разум и речь от укуса какого-то сверхъядовитого сверхорганизма. Швейцарскими сливками и шоколадом она отпаивала нас день за днем. Вскоре мы начали ходить и поступили на службу в Европейский институт экономических исследований при Общем рынке, что раскинул свои шатры на границе кантона Гельвеции и республики Франсе. Говорить мы начали еще не скоро, но заработали кучу денег. Так и не перебросившись словечком, мы однажды расстались: Машку вызвали на эпидемию в Курдистан, Патрик улетел в Штаты вербоваться в команду астронавтов, а я переотоварился на сертификаты и вернулся в Москву, богатый, славный, многозначительно молчаливый. Вот лучший жених Москвы – говорили обо мне в ту пору.

      Между тем черная дипломатическая «Импала» продолжала нестись на бетонную ногу гостиницы «Минск». Оставались какие-то микроны до гибели, когда