Ведь. Андрей Кутерницкий

шагаю по трамвайным путям – на мне военно-морская матросская форма: черные брюки, голландка с синим гюйсом, бескозырка с лентами – и вместо продолжения улицы вижу темную забетонированную равнину, совершенно плоскую, вспыхивающую слабыми жемчужными всполохами. Город кончился. Трамвай… Где он? Он был полон людьми. Я успел заметить. Лица изнутри вагонов были прижаты к стеклам, носы расплющены, и глаза широко раскрыты.

      Я вглядываюсь в темноту.

      В глубине ее вспыхивает солнце и стремительно начинает увеличиваться в размерах.

      В несколько мгновений оно превращается в гигантский огненный шар.

      Пространство вокруг озаряется мертвым светом.

      Ни одного здания. Ни одного дерева. Ни одного человека. Бетонной равнине нет предела.

      «Взрыв!» – понимаю я.

      И сознаю одновременно, что смотрю на цветной плакат с изображением атомного взрыва и описанием факторов ядерного поражения.

      «Я ведь знал, что это свершится!»

      Я отворачиваюсь от кипящего огня и бросаюсь назад в город, чтобы оповестить его спящих жителей.

      Но вместо того чтобы кричать «Война!» – я кричу:

      – Свет! Яркий свет!

      Тело мое становится прозрачным.

      «Сейчас мне откроется тайна тайн!» – понимаю я.

      И вижу ночник и новогоднюю елку, украшенную сверкающими в сумраке шарами.

      Глухая тишина.

      Сердце мое колотится бешено.

      Страх охватывает меня с ног до головы.

      Меня знобит.

      Я понимаю: у меня сильный жар.

      Мне не хватает воздуха, меня подташнивает, и мне мучительно хочется в туалет.

      «Надо поскорее уйти отсюда! – лихорадочно соображаю я. – Мне может быть плохо. Мне надо уйти как можно быстрее!»

      Я рывком вскочил. В глазах моих потемнело, и несколько секунд я стоял, вцепившись руками в спинку кресла.

      Я увидел на полу одеяло. Значит, они укрыли меня. А девочка легла спать в другой комнате.

      Ощупью я пробрался через коридорчик к входным дверям, отыскал свои сапоги и в темноте стал надевать их, присев на корточки и чувствуя прилив крови к голове.

      Вдруг я услышал шаги. Ее шаги я мог теперь отличить даже среди звучания еще миллиона других шагов.

      Она вышла из своей комнаты в коридорчик и зажгла свет.

      Поверх длинной ночной сорочки на ней был фланелевый халат, отвороты которого она сжимала пальцами левой руки у горла.

      Мы смотрели друг на друга молча. Я смотрел на нее снизу вверх, и мне представилось, что она может сейчас принять меня за проходимца, воришку, который скрытно ночью уходит из ее дома.

      – Простите меня, – сказал я. – Я заболел.

      Я поднялся, и опять в глазах у меня потемнело.

      Она, видимо, заметила перемену в моем лице, произошедшую в этот момент.

      – Зачем же вы уходите? Я не гоню вас, – сказала она.

      – У меня высокая температура. Я не хочу, чтобы я был болен в вашем доме.

      Я протянул ей руку, и она инстинктивно подала мне свою, и когда наши руки соединились, то она странно взглянула на меня.

      – Господи,