Ведь. Андрей Кутерницкий

на станцию.

      На мое счастье, телефон на станции не работал, иначе я натворил бы немало глупостей.

      Неторопливо брел я обратно по пустынной дачной улице, один меж параллельных деревянных заборов и снеговых отвалов.

      Небо сверкало звездами. Но мне было плевать на звезды.

      Придя в сторожку, я разделся и лег спать, свернувшись калачиком.

      Прохор умер во сне. Лесной царь рассказывал мне о его смерти. Рано утром, когда он зашел к Прохору за спичками, тот был уже мертв. Он лежал на кровати поверх одеяла, свернувшись, как ребенок калачиком, и на его лице была улыбка. Я тогда переспросил: «Гримаса?» Лесной царь ответил: «Улыбка. Тихая».

      Закрыв глаза, я улыбнулся и увидел в темноте свое лицо, искривленное гримасой.

      «Живым может считаться лишь то, что имеет свою собственную волю. Все то, что не имеет этой свободы, нельзя признать не только разумным, но и живущим. Быть живым и быть свободным от чужой воли – одно и то же. Таким образом, жизнь не программируется вперед. И никогда не была запрограммирована. Ни на один шаг, ни на одно мгновенье! А если она запрограммирована, то я мертв, и все мертвы, и всё мертво. Но как понять: “В книге Твоей записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было”? Или Давид не был провидцем? И мы лишь конструкции, созданные гениальным Инженером, персонажи, придуманные великим Драматургом, марионетки… То есть – мертвецы».

      Уже засыпая, сквозь тонкую завесу сна я услышал, как кто-то беспокойный, мятущийся твердит в центре моего мозга:

      – Но женщина! Женщина! Что же тогда женщина?

      – Завтра я все это разрушу! – отвечал я. – Завтра! Едва встану… Утром…

      Утро.

      Она быстро шагает мне навстречу.

      Волосы убраны на затылке в узел. Небольшая зимняя шапка из куницы чуть надвинута на лоб. Руки спрятаны в карманы дубленки. Белый косматый пар трепещет возле ее губ.

      И опять при взгляде на нее меня мгновенно охватывает приступ сильнейшего счастья.

      – Пойдемте по набережной! У вас есть время? – бело-голубой с золотыми крестами собор, канал в сплошном грязном льду, осторожность наших шагов… Мой голос кажется мне чужим. – Вы живете недалеко от меня. Вся дорога: через Неву по мосту лейтенанта Шмидта и здесь вдоль Новой Голландии.

      Она внимательно молчала.

      – Ирина! – наконец заговорил я неловко, скомкано, чувствуя, как все напряглось во мне и движения мои стали неестественными. – Тогда, во время праздничного салюта… На Дворцовой набережной… Дело не в словах. Тем более… Это всегда считалось… Это сразу умаляет то, что хочешь сказать. Потому что… Да я вам все сказал на вокзале. Ваше лицо тогда в толпе… Скажите, кто был молодой человек высокого роста, который вчера провожал вас домой?

      Она быстро взглянула на меня.

      И я понял, что последнюю фразу тоже произнес вслух.

      – Откуда вы знаете, что кто-то провожал меня? – спросила она.

      – Так получилось случайно, – ответил я. – Я еще вчера узнал ваш адрес и пришел