Сады Луны. Стивен Эриксон

сколько времени он странствовал в воспоминаниях прошлого – давно забытых и неожиданно вернувшихся… Вот он, совсем маленький, цепляется за платье матери, делая первые робкие шаги… За окнами бушует гроза: мелькают молнии, хлещет дождь, завывает ветер, а он бежит по стылому коридору, торопясь к спасительной двери родительской спальни… Мощенный булыжником двор. Он стоит вместе с сестрами, и все они кого-то ждут… Воспоминания перемешивались, перетекали одно в другое. Паран вспоминал новые подробности. Оказывается, он цеплялся вовсе не за материнское платье, а за одежду старой служанки; и бежал он тогда не в родительскую спальню, а к слугам. И он, и сестры видели родителей очень редко. Вот и тогда они полдня простояли во дворе, напрасно ожидая приезда отца и матери.

      Были и иные сцены. Они несли какой-то скрытый смысл, очень важный для него. Эти сцены напоминали куски головоломки, но кто и зачем их разбросал – Паран так и не мог понять. И где-то рядом с мыслями и образами он постоянно ощущал страх. Что-то… вернее, кто-то усердно перекраивал судьбоносные события жизни Парана, переворачивая их и придавая им новый облик. Чья-то рука… играла с ним и его жизнью.

      Какая странная у него смерть.

      Потом он опять услышал голоса.

      – Ну и ну, Клобук его накрой!

      Над Параном склонилось чье-то лицо; чьи-то глаза заглянули в его собственные, безжизненные и пустые. Кажется, это было лицо… Тряпичницы.

      – Скоренько они его, – сказала Тряпичница.

      Где-то рядом ей ответил голос сержанта Неуемного.

      – В Девятом никто бы с ним так не обошелся. Особенно в городе.

      Тряпичница дотронулась до раны на его груди. Ее пальцы оказались на удивление нежными.

      – Нет, это не Калам.

      – Ты в этом уверена? Сбегаю-ка я, позову Ежа, Колотуна и всех, кто подвернется.

      – Иди, – отозвалась Тряпичница, обнаружившая вторую рану на теле капитана. – А эту он заработал потом. Ударили правой рукой и не особо сильно.

      «Какая странная у меня смерть», – подумал Паран.

      И почему он здесь? Он ведь, кажется, лежал совсем в другом месте. Там было жарко и все заливал ровный желтый свет. Он вспомнил голоса и странную арку, состоявшую из живых тел… нет, из тел живых мертвецов с сомкнутыми глазами и открытыми ртами. Их голоса сливались в жалостливую песнь… погребальный плач… И почему теперь он слышит другие голоса? Почему видит глаза этой женщины и ощущает ее осторожное прикосновение к его ранам? Там он не ощущал никакой боли, а теперь боль поднимается изнутри, будто громадное морское чудовище.

      Тряпичница уселась перед ним на корточки, уперев локти в ляжки.

      – Что, капитан, а кровушка-то все капает! Сколько ж ты тут валяешься? Похоже, никак не меньше часа.

      Чудовище боли достигло поверхности. Паран с трудом разомкнул слипшиеся губы. Челюсти разошлись. Капитан громко застонал, потом вскрикнул.

      Тряпичница мгновенно вскочила на ноги. Неизвестно откуда у нее в руках появился меч.

      – Шеденаль его помилуй! – прошептала капрал, привалившись к влажной стене.

      Послышался