Останкинские истории (сборник). Владимир Орлов

наступит время, когда он, Данилов, устанет от жизни и музыки, как скрипач Земский? Вдруг в познании – погибель?

      – Новый Маргарит, – сказал Кармадон, – пошел в мыслители, и ты бы видел, на кого он стал похож!

      Кармадон поморщился. Новый Маргарит, брат Кармадона, прежде выглядел вполне спортсменом.

      – Он мне жалок. А Новый Маргарит говорит, что ему сладко ощущение вечности. Что, по-твоему, – вечность?

      – Ну… – задумался Данилов. – Ощущение вечности… наверное, это когда для тебя свершившееся не исчезает, а будущее уже свершилось…

      – Ну хотя бы! Сладко ли тебе было бы это ощущение?

      – Свершившееся-то пусть не исчезает, – сказал Данилов. – А в том, чтобы будущее уже свершилось, для меня никакой нужды нет.

      – Так на кой нам с тобой ощущение вечности!

      – Что зарекаться заранее? – сказал Данилов. – А вдруг когда-нибудь захочется ощутить вечность?

      – Ну и ощущай! – обиделся Кармадон.

      «О чем это я! – подумал Данилов. – Захочется вечность ощущать! В последние мгновения перед временем „Ч“! Данилову стало ясно, что, если направление разговора не изменится, толку будет мало. Кармадон думает сейчас о своем, он – о своем. „Пусть он выговорится, – решил Данилов, – душу отведет, я уж потом как-нибудь вставлю словечко о времени „Ч“. И нечего мне пока разводить турусы на колесах…“ Тотчас же Данилову на ум пришла мысль, что он подумал без грамотно, турусы на колесах – это древние осадные башни на колесах, и как их можно разводить! При этом Данилов не мог не отметить, что в его натуре, на самом деле, осело много мелкого знания, вроде как об этих турусах. А зачем оно ему – неизвестно. Если только помогать Муравлеву решать кроссворды. Но Муравлев подписан на энциклопедию с укороченным текстом, уже выкупил четырнадцать томов.

      – Эх, Данилов! – сказал Кармадон. – Что же мне теперь – и девиз менять? Ничто не слишком! Кабы так! Вот тебе и ничто не слишком! А ведь я был спокоен в уверенности, что эти слова – мои… Неужели я стану мелким? А может, крамола заведется у меня в голове? Ужас-то какой!

      – Пройдет все! – махнул рукой Данилов.

      – А эта… Синтия, – спросил Кармадон, – она хоть интересная женщина?

      – Она не в моем вкусе. Но многим нравится.

      Кармадон опустил голову, притянул к себе бутылку «Северного сияния», опять выпил из горла весь напиток. Жидкость в бутылке тут же восстановилась.

      Данилов, понимая, что улавливает мгновение не бескорыстно, все же поддался слабости и спеша, но и смущаясь, рассказал Кармадону о лаковой бумажке со временем «Ч» и ловком порученце Валентине Сергеевиче. Инструмент работы Альбани в рассказ не вошел. При этом Данилов отдавал себе отчет в том, что, если бы Кармадон сидел сейчас перед ним спелым асом со спецзаданием, каким явился в первый день каникул, он, Данилов, ни единого слова о времени «Ч» произнести бы не смог.

      – Что, что? – переспросил Кармадон, подняв голову.

      Данилов