Останкинские истории (сборник). Владимир Орлов

Я так мечтал побыть синим быком! И я ведь был синий бык!

      – Да, ты был бык, – согласился Данилов.

      – Нет, после такого позора мне надо проситься куда-нибудь на последнее дело! Пыль какую-нибудь пересыпать в канавах на Сатурне, чтобы дурачить звездочетов!

      И Кармадон затих.

      – Оставь эти мрачные мысли, – сказал Данилов. – У тебя еще все впереди. Успокойся.

      – Нет, после этой газеты я не успокоюсь! Иначе мне хоть и не возвращаться с каникул… У тебя есть гантели?

      – Есть, – сказал Данилов, – пятикилограммовые.

      – Хорошо. Я начну с зарядки.

      – Начни… Потом сходи в парную.

      – И схожу. Я себя пересилю.

      «А что, – подумал Данилов, – и пересилит…»

      – Тоже мне Синтия! – покачал головой Кармадон. – И коровы этого Бурнабито! Небось какие-нибудь дохлые и забитые…

      Однако вечером, вернувшись с исполнения «Барабанщицы», Данилов опять увидел Кармадона унылым. На кухонном столике он обнаружил чужую газету, грязную, мятую, и на ней – следы закуски. И запахи на кухне стояли чужие.

      – Пил с кем-нибудь? – спросил Данилов.

      – Да. В бане познакомился с двумя.

      – Кто такие?

      – Из вашего дома. Один водопроводчик, Коля. Другой из твоего театра. Скрипач. Земский. Николай Борисович.

      – Да, – кивнул Данилов. – Земский у нас сегодня на больничном. Люмбаго. Зад, что ли, он в бане-то грел?

      – Нет, выше.

      – И кем же ты им назвался?

      – Твой детский друг. Содержались вместе в детском доме. Теперь живу в Сибири. Специалист по молибдену.

      – Сибирь большая.

      – Мне старуха, которая у вас внизу сидит, то же самое сказала. На твоем месте я давно бы эту старуху превратил в растение. Я ей объяснил, что я из Иркутска.

      – Что же, Иркутск – хороший город, – сказал Данилов. – Но ты опять не в духе?

      – А-а-а! – махнул рукой Кармадон. – А может, это все от познания?

      – Что от познания?

      – Ну… – смущенно сказал Кармадон, – странный случай с Синтией и… другие странные случаи…

      – Не понял.

      – Может быть, бессилие мое от излишнего познания?

      В глазах Кармадона была печаль, будто он открыл в себе болезнь, от какой дальнейшая жизнь могла выйти лишь сплошным страданием. «А ведь он кроткий сегодня, – подумал Данилов. – Прежде он непременно бы привратницу Полину Тереньтьевну произвел в кактус или в авоську с большими дырами, а нынче был деликатным и с ней, и с Земским, и с водопроводчиком Колей…» Тихая жалость к Кармадону опять возникла в Данилове. Он простил Кармадону повешенную Наташей трубку.

      – Почему же именно от познания? – спросил Данилов, спросил не для себя, а как бы давая Кармадону возможность усомниться в истории собственной болезни.

      – Данилов, ты наблюдал наших знатоков и теоретиков? Они лысы, беззубы и бессильны от познания!

      – Зубы-то тут при чем? – искренне удивился Данилов. – Потом