Харбин. Евгений Анташкевич

Кузьма Ильич, глядя на мутную бутылку, сделал брезгливую мину.

      – Как знаете, а я выпью для сна, вчерашнюю ночь насекомые так и не дали заснуть.

      Александр Петрович взял батат, разломил его поперёк, поверху разрезал ножом тонкую запёкшуюся корку и по разрезу разломил ещё раз – желтовато-розовая мякоть ещё парила.

      – Давайте, Кузьма Ильич, давайте. Нам привередничать не пристало.

      Кузьма Ильич взял предложенную ему четверть батата, немного откусил и, морщась, произнёс:

      – Она… он сладкий!

      – Не совсем сладкий, но сладковатый, а вы солью присыпьте. – И Адельберг строго посмотрел на старика. – Это Китай, привыкайте, мы тут надолго.

      После ужина он попросил:

      – Я развеселю костёр, а то мошка заест, и соберу остатки еды, а вы, Кузьма Ильич, вот вам котелок, сходите к китайцам и попросите у них кипятку, дайте им котелок и скажите «кай шуй», запомнили?

      – А из Амура нельзя?

      – Не рекомендую! Идите, Кузьма Ильич, идите! «Кай шуй», запомнили?

      Кузьма Ильич повторил «кай шуй» и поплёлся к табору.

      Только что стемнело, и было то самое время, когда день кончился прошедшим мгновением и началась ночь; когда сумеречный свет исчез, а темнота навалилась, и прошедший через эту границу огонёк даже потухавшего костра становился нестерпимо ярким, таким, что стоило от него отвернуться, и глаза любого человека на мгновение слепли. Адельберг взял платок поменьше и, прикрываясь от костра ладонью, стал собирать оставшуюся еду – второй батат лежал нетронутый.

      «Ничего, привыкнет! Вспомни, как сам привыкал!»

      Вдруг он услышал сзади быстро приближающиеся шаги, но не успел обернуться, как кто-то навалился на него со спины, придавил к подстилке и начал душить просунутым под горло локтем. Александр Петрович схватил валявшийся на подстилке нож и ударил им назад. Напавший охнул, быстро вскочил и, хромая на раненую ногу, побежал в ближайшие кусты. Александр Петрович успел глянуть ему вслед, сел и попытался раздышать передавленное горло, в голове мелькнула мысль: «Догнать!», но он не знал, сколько их там в кустах может оказаться ещё.

      Через несколько минут вернулся Тельнов.

      – Вот вам ваш «кай шуй», – сказал он и поставил парящий котелок. – А что с вами?

      Александр Петрович сидел на коленях и держался за горло, вдруг он увидел нож, который лежал перед ним, с чёрным лезвием и чёрными пятнами под ним на белом Марьином платке.

      – Что это? – спросил встревоженным голосом Кузьма Ильич.

      – Это батат такие следы оставляет, – сдавленным голосом соврал он, взял нож и вытер лезвие об свои чёрные брюки.

      – Как паслён? – Кузьма Ильич хихикнул. – Вот это еда! Представляете, какие у нас сейчас желудки, глянуть страшно – небось чёрные, как у негров! Знал бы, отговорил бы вас от этой картошки. А что вы вдруг засипели?

      – Не знаю, что-то в горло попало.

      – Ну тогда вот запейте это вашим «кай шуем»! Я правильно произнёс?

      Горячая вода немного смягчила